«Даже не желая этого, мы революцию творили. Василий витальевич шульгин В шульгин политический

ШУЛЬГИН, ВАСИЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ (1878–1976), российский политический деятель. Родился 1 (13) января 1878 в Киеве в семье В.Я.Шульгина, профессора истории Киевского университета и основателя право-националистической газеты «Киевлянин», скончавшегося в год его рождения. Крестник министра финансов Н.Х.Бунге. Воспитывался отчимом, Д.И.Пихно, профессором политэкономии Киевского университета, взявшим на себя редактирование «Киевлянина». Учился во Второй Киевской гимназии и на юридическом факультете Киевского университета; в студенческие годы сформировались его правонационалистические и антисемитские убеждения. По окончании университета в 1900 был избран земским гласным; стал ведущим журналистом «Киевлянина». Во время Русско-японской войны 1904–1905 призван в армию в чине прапорщика запаса полевых инженерных войск и служил в 14-м саперном батальоне; в военных действиях не участвовал.

В 1907–1917 – депутат 2-й, 3-й и 4-й Государственной Думы от Волынской губернии, где имел земельную собственность (триста десятин земли в деревне Курганы); член монархической фракции националистов; получил широкую известность как один из лидеров правого лагеря. Резко критиковал Первую русскую революцию 1905–1907 и активно поддерживал политику П.А.Столыпина. В 1908 выступил против отмены смертной казни. В 1911 возглавил редакцию «Киевлянина». Несмотря на свой антисемитизм, осуждал еврейские погромы. Во время процесса М.Бейлиса в сентябре 1913 обвинил прокуратуру в презвзятом ведении дела; номер «Киевлянина» с его критической статьей был конфискован, а сам он в 1914 приговорен к трехмесячному тюремному заключению. В том же году издал первую часть исторического романа (В стране свобод ).

С началом Первой мировой войны пошел добровольцем на фронт; воевал под Перемышлем в составе 166-го Ровенского пехотного полка. После ранения был откомандирован в распоряжение Юго-Западной областной земской организации и стал начальником передового перевязочно-питательного отряда. В начале 1915 основал в Думе фракцию «прогрессивных русских националистов». В августе 1915 вошел в руководство Прогрессивного блока, объединившего националистов, октябристов, кадетов, прогрессистов и центристов; член Особого совещания по обороне. Открыто обличал правительство за неумелое ведение войны и развал тыла; выступил против ареста и осуждения депутатов-большевиков.

Во время Февральской революции 27 февраля (12 марта) 1917 был избран членом Временного комитета Государственной Думы. Прилагал все усилия, чтобы остановить развитие революции. Участвовал в формировании первого Временного правительства, предлагая в качестве его главы М.В.Родзянко. 2 (15) марта вместе с А.И.Гучковым отправился в Псков к Николаю II, предложив ему от имени Временного комитета отказаться от власти в пользу сына Алексея; император, однако, подписал акт отречения в пользу своего брата Михаила. 3 (16) марта, по возвращении в Петроград, участвовал в переговорах с Михаилом, завершившихся отказом великого князя от российского престола.

Обвинял Временное правительство в слабости и нерешительности. Принял участие в Совещании общественных деятелей в Москве 8–10 (21–23) августа 1917, осудившем разлагающую деятельность Советов в тылу и на фронте и призвавшем к решительной борьбе с ними; избран членом постоянного Совета общественных деятелей. 14 (27) августа выступил на Государственном совещании в Москве с речью против отмены смертной казни, против выборных комитетов в армии и автономии Украины. Считал возможным сотрудничество премьер-министра А.Ф.Керенского с главнокомандующим Л.Г.Корниловым в деле восстановления порядка в России. Во время Корниловского выступления был по постановлению местного Комитета охраны революции 30 августа (12 сентября) 1917 арестован в Киеве, а его газета запрещена. Выйдя из тюрьмы, основал в Киеве в начале октября 1917 Русский национальный союз; отказался участвовать в работе Предпарламента. Был выдвинут крымскими монархистами кандидатом в Учредительное собрание.

Октябрьский переворот встретил враждебно. В ноябре 1917 создал в Киеве секретную монархическую организацию «Азбука» для борьбы с большевиками. Одновременно возобновил издание «Киевлянина», критикуя сепаратистскую политику Центральной Рады (верховного органа власти на Украине, созданного местными националистами). В ноябре-декабре посетил Новочеркасск, где вел переговоры с вождями Белого движения М.В.Алексеевым и Л.Г.Корниловым. В январе 1918 после взятия большевиками Киева был арестован и избежал казни только благодаря заступничеству видного деятеля РСДРП(б) Г.Л.Пятакова. В конце января 1918, оставаясь твердым сторонником союза России с Антантой, решительно осудил Брест-Литовское соглашение Центральной Рады с Германией. Когда в начале марта 1918 в Киев вошли немецкие войска, в знак протеста прекратил издавать свою газету. Находился в постоянном контекте с командованием Добровольческой армии и с руководством антибольшевистского Национального центра, организованного в Москве в мае 1918. Занимался вербовкой офицеров для отправки их в Добровольческую армию. В августе 1918 перебрался в Екатеринодар к генералу А.Д.Деникину; вместе с генералом А.М.Драгомировым разработал Положение об Особом совещании при Верховном руководителе Добровольческой армии , юридически оформив систему управления на территориях, занятых белыми. Являлся фактически главным идеологом Белого движения на юге России; издавал в Екатеринодаре монархическую газету «Россия» (затем «Великая Россия»). Основал Южнорусский национальный центр, ставивший своей задачей реставрацию конституционной монархии; в качестве кандидата на российский престол выдвигал великого князя Николая Николаевича. С ноября 1918 обосновался в Одессе. В январе 1919 возглавил Комиссию по национальным делам при Особом совещании. Призывал А.И.Деникина немедленно осуществить аграрную реформу. В августе 1919 переехал в занятый белыми Киев; возобновил издание «Киевлянина», где публиковал списки расстрелянных ЧК и одновременно осуждал деникинцев за насилия над мирным населением и еврейские погромы, которые считал губительными для Белого дела.

После разгрома войск А.И.Деникина осенью 1919 вернулся в Одессу. Когда отряды Г.И.Котовского в феврале 1920 заняли город, ушел в составе отряда полковника Стесселя вместе с женой и двумя сыновьями к румынской границе, однако румынские военные не пропустили их в Бессарабию. Некоторое время скрывался в Одессе, а затем сумел перебраться в Крым к генералу П. Н.Врангелю.

После вступления Красной армии в Крым в ноябре 1920 бежал вместе с младшим сыном Дмитрием в Константинополь. Пытаясь найти своего пропавшего в Крыму сына Вениамина, в сентябре 1921 тайно приехал в Гурзуф, однако поиски его окончились неудачей. В 1921–1922 входил в состав Русского совета, созданного П.Н.Врангелем в качестве российского правительства в изгнании. Обосновался в Югославии в городе Сремские Карловицы; написал две книги воспоминаний – 1920 и Дни . В 1925–1926 в поисках сына вновь тайно побывал в Советской России; посетил Киев, Москву и Ленинград; описал свое путешествие в эссе Три столицы , в котором высказал надежду на внутреннее перерождение большевистского режима и восстановление сильной русской государственности. По возвращении из России продолжил активную публицистическую и литературно-художественную деятельность. В 1930 издал антисемитскую брошюру Что нам в них не нравится , в которой возлагал на евреев вину за большевистскую революцию, в 1934 – вторую часть исторического романа Приключения князя Воронецкого (В стране неволи ), а в 1939 – работу Украинствующие и мы , направленную против украинских националистов. В 1937 отказался от участия в политической жизни русской эмиграции.

Испытывая симпатии к фашизму (прежде всего в его итальянской версии) и одобрив в 1938 аншлюс Австрии, перешел, однако, с началом Второй мировой войны на антигерманские позиции, увидев в гитлеризме угрозу национальным интересам России. После захвата немцами Югославии в апреле 1941 отказался от любых контактов с оккупантами.

В октябре 1944, когда в Югославию вошли советские войска, арестован сотрудниками СМЕРШа. В январе 1945 отправлен в СССР; за «антисоветскую деятельность» приговорен к длительному тюремному заключению. Отбывал срок во Владимирской тюрьме. После освобождения в 1956 остался жить во Владимире, где написал книгу Годы о своей десятилетней работе в Думе (1907–1917). В начале 1960-х обратился с двумя открытыми письмами к русской эмиграции, призвав ее отказаться от враждебного отношения к СССР. Умер во Владимире 15 февраля 1976.

Сочинения: Недавние дни . Харьков, 1910; В стране свобод . Киев, 1914; 1920 . София, 1921; Дни . Белград, 1925; Три столицы . Берлин, 1927; Что нам в них не нравится: Об антисемитизме в России . Париж, 1930; Приключения князя Воронецкого . Белград, 1934; Украинствующие и мы . Белград, 1939; Годы . М., 1979.

Иван Кривушин

Василий Витальевич Шульгин родился 1 января 1878 года в Киеве. Он был сыном профессора Киевского университета Виталия Яковлевича Шульгина, основателя и издателя газеты «Киевлянин». Матерью была ученица отца.

К сожалению, отец Шульгина умер, когда ему был всего год от рождения. Но Василию Витальевичу повезло с отчимом. Им стал профессор университета, экономист, впоследствии член Д. И. Пихно.

Окончив киевскую гимназию, Василий поступает в Киевский университет, где изучал право. Уже в университете у него сформировалось негативное отношение к революции. Этому послужили поступки революционно настроенных студентов.

Закончив в 1900-ом университет, он отбывал воинскую повинность с 1901-1902 годы. Вышел в запас прапорщиком. После этого некоторое время жил в деревне, но к 1905 стал ведущим сотрудником газеты «Киевлянин», которой на тот момент руководил его отчим. А уже с 1911г становится главным редактором детища своего покойного отца.

С 1907г он полностью посвящает себя политике, был депутатом II-IV Государственных дум от Волынской губернии. Входил во фракцию русских националистов и умеренных правых. В 1913-ом Шульгин выступил на страницах своей газеты по делу Бейлиса, обвинив прокуратуру в фальсификации дела и предвзятости. Номер газеты был конфискован властями, а сам автор был приговорен к трем месяцем тюрьмы.

Дальше началась и Василий Витальевич пошел добровольцем на фронт, где был ранен. Уже в 1915-ом выходит из фракции националистов и образовывает Прогрессивную группу националистов, а позднее становится членом бюро Прогрессивного блока от фракции прогрессивных националистов, член Особого совещания по обороне.

27 февраля 1917 года Василий Шульгин был избран в состав Временного комитета Государственной Думы. Он и А.И. Гучков 2 марта того же года отправляются в Псков принимать документ об отречении от престола в пользу великого князя Михаила Александровича, а уже 3 марта он присутствовал при отказе Михаила Александровича от престола и участвовал в составлении и редактировании акта отречения.

На государственных совещаниях высказывался против отмены смертной казни, против выборных комитетов в армии, за сильную власть против автономии Украины, поддержал программу генерала Л. Г. Корнилова. Был членом основанной П. Б. Струве «Лиги русской культуры». В конце августа был арестован как корниловец и редактор газеты «Киевлянин» по постановлению Комитета охраны революции. Вскоре был освобожден. Уже в октябре в Киеве возглавил «Русский национальный союз».

После переворота 25-го октября становится основателем тайной осведомительной организации под названием «Азбука». Впоследствии эта организация станет альтернативной разведывательной службой Добровольческой армии. Уже в начале 1918 ездил в Новочеркасск и стал одним из основателем Добровольческой армии вместе с .

Разработал «Положение об "Особом совещании при Верховном руководителе Добровольческой армии", членом которого стал с ноября 1918. В конце 1918г выпускал газету «Россия», в которой пропагандировал монархизм и национализм. С января 1919г Шульгин возглавил комиссию по национальным делам. А с августа продолжил выпуск «Киевлянина».

После крымского краха Василию придется отправиться в эмиграцию, это случится в ноябре 1920. Сначала последует Константинополь, где он будет включен Врангелем в «Русский совет». С 1922-23г побывает в Болгарии, Германии и Франции. А с 1924 года будет находиться в Сербии. Там он много печатается эмигрантской периодике и выпускает мемуарные очерки.

В конце 1925- начале 1926г побывает нелегально в России. Шульгина пригласит подпольная антисоветская организация «Трест». Как окажется позднее, эта организация находилась под контролем Государственного политического управления. В России он успел побывать в родном Киеве, Москве и Петербурге. Позднее он напишет книгу «Три столицы: Путешествие в красную Россию» об изменениях России после революции.

Василий Шульгин был членом Русского общевоинского союза (РОВС) с 1924, Национально-трудового союза нового поколения (с 1933); живя в Югославии, работал бухгалтером. В декабре 1944-го в Югославию вступила Красная Армия. 24 декабря 1944 года Шульгина арестовали и отправили во внутреннюю тюрьму МГБ в Москве.

Так в возрасте 63-лет за прежнюю контрреволюционную деятельность его осудили на 25 лет. Свой срок он отбывал во Владимире. В 1956г был освобожден и направлен в дом инвалидов в Гороховце. Позднее в 1961 был гостем XXII съезда КПСС. Снялся в документально-художественном фильме «Перед судом истории». Василий Витальевич умер 15 февраля 1976 года. Ему шел 99-ый год. Он чуть-чуть не дожил до ста лет.

Российский политический деятель, публицист Василий Витальевич Шульгин родился 13 января (1 января по старому стилю) 1878 года в Киеве в семье историка Виталия Шульгина. Его отец умер в год рождения сына, мальчика воспитывал отчим, ученый-экономист Дмитрий Пихно, редактор монархической газеты "Киевлянин" (сменил на этой должности Виталия Шульгина), впоследствии — член Государственного Совета.

В 1900 году Василий Шульгин окончил юридический факультет Киевского университета, еще год учился в Киевском политехническом институте.

Был избран земским гласным, почетным мировым судьей, стал ведущим журналистом "Киевлянина".

Депутат II, III и IV Государственной думы от Волынской губернии. Впервые избран в 1907 году. Первоначально входил во фракцию правых. Участвовал в деятельности монархических организаций: являлся действительным членом Русского собрания (1911-1913) и входил в состав его совета; принимал участие в деятельности Главной палаты Русского народного союза им. Михаила Архангела, являлся членом комиссии по составлению "Книги русской скорби" и "Летописи погромов смутных 1905-1907 годов".

После начала Первой мировой войны Шульгин пошел на фронт добровольцем. В звании прапорщика 166-го Ровенского пехотного полка Юго-Западного фронта участвовал в боях. Был ранен, после ранения возглавлял земский передовой перевязочно-питательный отряд.

В августе 1915 года Шульгин вышел из фракции националистов в Государственной думе и образовал Прогрессивную группу националистов. Одновременно он вошел в состав руководства Прогрессивного блока, в котором видел союз "консервативной и либеральной части общества", сблизившись с бывшими политическими противниками.

В марте (феврале по старому стилю) 1917 года Шульгин был избран в состав Временного комитета Государственной думы . 15 марта (2 марта по старому стилю) он, вместе с Александром Гучковым, был направлен в Псков для переговоров с императором и присутствовал при подписании манифеста об отречении в пользу великого князя Михаила Александровича, о чем впоследствии подробно написал в своей книге "Дни". На следующий день — 16 марта (3 марта по старому стилю) он присутствовал при отказе Михаила Александровича от престола и участвовал в составлении и редактировании акта отречения.

По заключению Генеральной прокуратуры Российской Федерации от 12 ноября 2001 года он был реабилитирован.

В 2008 году во Владимире на доме №1 по улице Фейгина, где Шульгин жил с 1960 года по 1976 год, установлена мемориальная доска.

Материал подготовлен на основе информации открытых источников

После летнего перерыва, мы продолжаем в рамках рубрики «Исторический календарь» . Проект, названный нами «Могильщики Русского царства», посвящен виновникам крушения в России самодержавной монархии ‒ профессиональным революционерам, фрондирующим аристократам, либеральным политикам; генералам, офицерам и солдатам, забывшим о своем долге, а также другим активным деятелям т.н. «освободительного движения», вольно или невольно внесшим свою лепту в торжество революции ‒ сначала Февральской, а затем и Октябрьской. Продолжает рубрику очерк, посвященный видному русскому политику, депутату II‒ IV Государственных дум, одному из вождей русского национализма В.В. Шульгину, на долю которого выпало принять отречение Императора Николая II.

Родился 1 января 1878 года в семье потомственного дворянина, профессора всеобщей истории Киевского университета Св. Владимира В.Я. Шульгина (1822-1878), издававшего с 1864 патриотическую газету «Киевлянин». Однако в год рождения Василия отец умер и будущего политика воспитывал отчим ‒ профессор-экономист Д.И. Пихно, оказавший большое влияние на становление политических взглядов Шульгина.

Окончив 2-ю Киевскую гимназию (1895) и юридический факультет Киевского университета (1900), Василий Шульгин год проучился в Киевском политехническом институте, после чего в 1902 г. отбывал воинскую повинность в 3-й саперной бригаде, выйдя в запас в звании прапорщика полевых инженерных войск. Вернувшись после окончания воинской службы в Волынскую губернию, Шульгин занялся сельским хозяйством, но начавшаяся вскоре война с Японией вызвала в нем подъем патриотических чувств, и офицер запаса добровольцем отправился на театр военных действий. Однако эта неудачная для России война закончилась раньше, чем Шульгин успел добраться до фронта. Молодого офицера отправили в Киев, где ему пришлось принять участие в восстановлении порядка, нарушенного революцией. Свое отношение к революции 1905 года, которую он тогда именовал не иначе как «Ее Поганство», Шульгин позже выразил следующими словами: «Мы знали, что идет революция - беспощадная, жестокая, которая уже изрыгает хулу на все святое и дорогое, которая затопчет Родину в грязь, если сейчас же, не ожидая ни минуты долее, не дать ей... "в морду"» . Выйдя в отставку, В.В. Шульгин поселился в своем поместье, где продолжил занятия сельским хозяйством и общественной работой (был земским гласным), а также увлекся публицистикой, быстро став ведущим журналистом «Киевлянина».

На политической сцене Шульгин появился уже на откате революции ‒ в 1907 г. Толчком к политической деятельности для него послужило желание поляков провести в Государственную думу от Киевской, Подольской и Волынской губерний только своих кандидатов. Не желая допустить такого исхода выборной кампании, Шульгин принял активнейшее участие в выборах во II Думу, всячески стараясь расшевелить равнодушных к политике местных жителей. Агитация принесла Василию Витальевичу популярность, и одним из кандидатов в депутаты оказался он сам, став вскоре депутатом. В «Думе народного невежества» Шульгин присоединился к немногочисленным правым: , П.А. Крушевану, графу В.А. Бобринскому, епископу Платону (Рождественскому) и др., став вскоре одним из лидеров консервативного крыла «русского парламента».

Как известно, деятельность II Думы протекала в период, когда революционный террор был еще в разгаре, и введенные П.А. Столыпиным военно-полевые суды сурово карали революционеров. Дума, состоящая преимущественно из представителей радикально-левых и либеральных партий, кипела гневом на жесткое подавление революции правительством. В этих условиях Шульгин требовал публичного осуждения революционного террора либерально-левым большинством Думы, однако оно уклонилось от порицания революционных террористов. В разгар нападок на жестокость правительства Шульгин задал думскому большинству вопрос: «Я, господа, прошу вас ответить: можете ли вы мне откровенно и, положа руку на сердце, сказать: "А нет ли, господа, у кого-нибудь из вас бомбы в кармане?"» . И хотя в зале сидели представители эсеров, открыто одобрявших террор своих боевиков, а также либералы, которые не спешили осуждать выгодный для них революционный террор левых, на Шульгина «обиделись». Под крики левых «пошляк!» он был удален из зала заседаний и стал «печально знаменит» как «реакционер».

Прославившись вскоре как один из лучших правых ораторов, Шульгин всегда выделялся подчеркнуто корректными манерами, говорил неторопливо, сдержанно, искренне, но почти всегда иронично и ядовито, за что даже удостоился своеобразного панегирика от Пуришкевича: «Твой голос тих, и вид твой робок,/ Но черт сидит в тебе, Шульгин,/ Бикфордов шнур ты тех коробок,/ Где помещен пироксилин!» . Советский автор и современник Шульгина Д.О. Заславский оставил, как представляется, очень точное свидетельство того, как воспринимали правого политика его политические оппоненты: «Столько тонкого яда, столько злой иронии было в его вежливых словах, в его корректной улыбке, что почувствовался сразу непримиримый, смертельный враг революции, демократии, даже просто либерализма... Его ненавидели больше, чем Пуришкевича, больше, чем Крушевана, Замысловского, Крупенского и других думских черносотенцев... Шульгин был всегда безукоризненно вежлив. Но его спокойные, хорошо рассчитанные выпады доводили Государственную думу до белого каления» .

Василий Шульгин являлся убежденным сторонником Столыпина и его реформ, которые поддерживал всеми силами с думской кафедры и со страниц «Киевлянина». В III Думе он вошел в Совет самой консервативной парламентской группы ‒ фракции правых. В этот период Шульгин являлся единомышленником таких видных вождей черносотенного движения как В.М. Пуришкевич и Н.Е. Марков. Он был почетным председателем одного из волынских отделов Союза русского народа, состоял действительным членом Русского собрания, занимая до конца января 1911 года даже должность товарища председателя Совета этой старейшей монархической организации. Тесно сотрудничая с Пуришкевичем, Шульгин принимал участие в заседаниях Главной палаты Русского народного союза им. Михаила Архангела, являлся членом комиссии по составлению «Книги русской скорби» и «Летописи погромов смутных 1905-1907 годов». В 1909-1910 гг. он неоднократно выступал со статьями по национальному вопросу в журнале РНСМА «Прямой путь». Однако после объединения умеренно-правых с русскими националистами Шульгин оказался в рядах Главного совета консервативно-либерального Всероссийского национального союза (ВНС) и вышел из всех черносотенных организаций, взяв курс на сближение с умеренной оппозицией.

Несмотря на антисемитизм, который, по собственному признанию Шульгина, был присущ ему со студенческих лет, политик имел особую позицию по еврейскому вопросу: выступал за дарование иудеям равноправия, а в 1913 году пошел вразрез с позицией руководства ВНС, публично осудив инициаторов «дела Бейлиса», протестуя со страниц «Киевлянина» против «обвинения целой религии в одном из самых позорных суеверий». (Мендель Бейлис обвинялся в ритуальном убийстве 12-летнего Андрея Ющинского). Это выступление едва не стоило Шульгину 3-месячного тюремного заключения «за распространение в печати заведомо ложных сведений о высших должностных лицах», но за него заступился Император, решивший «посчитать дело не бывшим». Однако правые этой выходки своему бывшему соратнику не простили, обвинив его в продажности и в измене правому делу.

В 1914-м, когда разразилась Первая мировая война, В.В. Шульгин сменил депутатский сюртук на офицерский мундир, добровольцем отправившись на фронт. Прапорщиком 166-го Ровенского пехотного полка он принимал участие в боях на Юго-западном фронте и во время одной из атак был ранен. Оправившись после ранения, Шульгин некоторое время служил начальником земского передового перевязочно-питательного отряда, но во второй половине 1915-го снова вернулся к депутатским обязанностям. С образованием оппозиционного правительству либерального Прогрессивного блока Шульгин оказался в числе его сторонников и стал одним из инициаторов раскола думской фракции националистов, войдя в число лидеров примкнувших к блоку «прогрессивных националистов». Свой поступок Шульгин объяснял патриотическим чувством, полагая, что «интерес настоящей минуты превалирует над заветами предков». Находясь в руководстве Прогрессивного блока, Василий Витальевич сблизился с М.В. Родзянко, и другими либеральными деятелями. Взгляды Шульгина того времени прекрасно характеризуют слова из его письма к жене: «Как приятно было бы, если бы глупые правые были так же умны, как кадеты, и старались бы восстановить свое первородство работой для войны... Но они не могут этого понять и портят общее дело» .

Но, несмотря на то, что де-факто Шульгин оказался в стане врагов самодержавия, он по-прежнему вполне искренне продолжал считать себя монархистом, видимо позабыв собственные выводы о революции 1905-1907 гг., когда, по его же словам, «либеральные реформы только подзадорили революционные элементы, толкнули их на активные действия» . В 1915 году с думской трибуны Шульгин протестовал против ареста и осуждения по уголовной статье депутатов-большевиков, считая этот акт незаконным и «крупной государственной ошибкой»; в октябре 1916-го призывал во имя «великой цели войны» «добиться полного обновления власти, без чего немыслимо достижение победы, невозможны насущные реформы» , а 3 ноября 1916 г. выступил в Думе с речью, в которой подверг правительство критике, практически солидаризировавшись с громовой . В связи с этим лидер Союза русского народа Н.Е. Марков в эмиграции не без оснований отмечал: «"Правые" Шульгин и Пуришкевич оказались куда вреднее самого Милюкова. Ведь только им, да "патриоту" Гучкову, а не Керенскому и К° поверили все эти генералы, сделавшие успех революции» .

Февральскую революцию Шульгин не только принял, но и стал активным ее участником. 27 февраля он был избран думским Советом старейшин во Временный комитет Государственной думы (ВКГД), а затем на день стал комиссаром над Петроградским телеграфным агентством. Шульгин также принимал участие в составлении списка министров Временного правительства, а также целей его программы. Когда ВКГД выступил за немедленное отречение Императора Николая II от престола, эта задача, как известно, была возложена революционной властью на Шульгина и лидера октябристов , выполнивших ее 2 марта 1917 года. Не переставая считать себя монархистом и воспринимая случившееся как трагедию, Шульгин успокаивал себя тем, что отречение Императора дает шанс на спасение монархии и династии. «Кульминационным моментом выявления своей личности было участие В.В. Шульгина в трагическом моменте отречения императора Николая I I, ‒ писал кадет Е.А. Ефимовский. ‒ Я как-то спросил В[асилия] В[итальевича]: как это могло случиться. Он расплакался и сказал: мы этого никогда не хотели; но, если это должно было случиться, монархисты должны были быть около Государя, а не оставлять его на объяснение с врагами» . Позже Шульгин пояснит свое участие в отречении такими словами: в дни революции «все до одного были убеждены, что передача власти оздоровит положение» . Подчеркивая свое уважение к личности Императора, Шульгин критиковал его за «безволие», подчеркивая, что «Николая Александровича совсем никто не слушался» . Оправдывая свой поступок, Шульгин приводил следующие доводы в свою защиту: «Вопрос отречения был предрешен. Оно произошло бы независимо от того, присутствовал бы Шульгин при этом или нет. Он посчитал, что должен присутствовать хотя бы один монархист... Шульгин опасался, что Государь может быть убит. И ехал на станцию Дно с целью "создать щит", чтобы убийства не произошло» . Довелось Василию Витальевичу стать и участником переговоров с Великим князем Михаилом Александровичем, в результате которых он отказался воспринять престол до решения Учредительного Собрания, в связи с чем он позже констатировал, что ему «убежденному монархисту... пришлось по какой-то злой иронии судьбы присутствовать при отречении двух Императоров» . Отвечая в эмиграции на многочисленные упреки из монархического лагеря и на обвинения в «предательстве», Шульгин довольно-таки самоуверенно заявлял, что последний долг верноподданного перед Николаем II им был выполнен: «отречением, совершенным почти как таинство, [удалось] стереть в памяти людской все то, что к этому акту привело, оставив одно величие последней минуты» . Даже спустя почти полвека после описываемых событий Шульгин продолжал утверждать, что хотя он и «принял отречение из рук Императора, но сделал это в форме, которую решаюсь назвать джентльменской» .

Но тогда, cразу же после переворота Шульгин взволнованно сообщал читателям своей газеты «Киевлянин»: «Произошел неслыханный в истории человечества переворот - нечто сказочное, невероятное, невозможное. В течение двадцати четырех часов два Государя отказались от престола. Династия Романовых, простояв триста лет во главе Государства Российского, сложила с себя власть, и, по роковому стечению обстоятельств, - первый и последний Царь этого рода носил одно и то же имя. Нечто глубоко мистическое в этом странном совпадении. Триста лет тому назад Михаил, первый русский Царь из Дома Романовых, вступил на престол, когда, раздираемая страшной смутой, Россия вся загорелась одним общим стремлением: - "Нужен Царь!" Михаилу же, последнему Царю - через триста лет пришлось услышать как взбаламученные народные массы подняли к нему грозный крик: - "Не хотим Царя!"» Революция, как писал в те дни Шульгин, привела к тому, что у власти в России, наконец-то, утвердились люди, «которые ее любят».

О своих политических взглядах Шульгин в революционные дни отвечал так: «Часто меня спрашивают: "Вы монархист или республиканец?" Я отвечаю: "Я - за победителей"» . Развивая эту мысль, он пояснял, что победа над Германией приведет к установлении в России республики, «а монархия может возродиться только после ужасов поражения» . «При таких условиях, - резюмировал В.В. Шульгин, - получается странное сочетание, когда искреннейшим монархистам, по всем склонностям и симпатиям, приходится молить Бога, чтобы у нас была республика» . «Если это республиканское правительство спасет Россию, я стану республиканцем» , ‒ добавлял он.

Впрочем, несмотря на то, Шульгин стал одним из главных героев Февраля, разочарование в революции пришло к нему довольно скоро. Уже в начале апреля 1917 года он с горечью напишет: «Не надо делать себе лишних иллюзий. Свободы, настоящей свободы не будет. Она придет только тогда, когда человеческие души напитаются уважением к чужому праву и чужому убеждению. Но это будет не так скоро. Это будет, когда души демократов, как ни странно это звучит, станут аристократическими». Выступая в августе 1917 г. на Государственном совещании в Москве, Шульгин требовал «неограниченной власти», сохранения смертной казни, запрещения выборных комитетов в армии, недопущения автономии Украины. А уже 30 августа он был арестован при очередном посещении Киева Комитетом охраны революции, как редактор «Киевлянина», но вскоре освобожден. Позже свое отношение к февральским событиям Шульгин выразил следующими совами: «Пулеметов - вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулеметов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя... Увы - этот зверь был... его величество русский народ... То, чего мы так боялись, чего во что бы то ни стало хотели избежать, уже было фактом. Революция началась» . Но в то же время политик признавал и свою вину в случившейся катастрофе: «Не скажу, чтобы вся Дума целиком желала революции; это было бы неправдой... Но даже не желая этого, мы революцию творили... Нам от этой революции не отречься, мы с ней связались, мы с ней спаялись и несем за это моральную ответственность» .

После прихода к власти большевиков Шульгин переехал в Киев, где возглавил Русский национальный союз. Не признав советской власти, политик начал борьбу против нее, возглавив нелегальную секретную организацию «Азбука», занимавшуюся политической разведкой и вербовкой офицеров в Белую армию. Считая большевизм национальной катастрофой, Шульгин отзывался о нем следующим образом: «Это не более как грандиозная и в высшей степени тонкая немецкая провокация, проводимая при помощи русско-еврейской банды, одурачившей несколько тысяч русских солдат и рабочих» . О начавшейся Гражданской войне в одном из частных писем Василий Витальевич писал так: «Очевидно нам не нравилось, что у нас не средние века. Мы сто лет делали революцию... Теперь добились: царит средневековье... Теперь семьи вырезываются до пня... и брат отвечает за брата» .

На страницах продолжавшего выходить «Киевлянина» Шульгин боролся с парламентаризмом, с украинским национализмом и сепаратизмом. Политик принял активное участие в формировании Добровольческой армии, категорически выступал против какого-либо соглашения с немцами, был возмущен заключенным большевиками Брестским миром. В августе 1918 года Шульгин приехал к генералу А.И. Деникину, где разработал «Положение об Особом совещании при Верховном руководителе Добровольческой армии» и составил список Совещания. Издавал газету «Россия» (затем «Великая Россия»), в которой воспевал монархические и националистические принципы, выступал за чистоту «Белой идеи», сотрудничал с деникинским Осведомительным агентством (Освагом). В это время Шульгин снова пересмотрел свои взгляды. Очень показательна в этом отношении брошюра Шульгина «Монархисты» (1918), в которой он вынужден был констатировать, что после того, что произошло со страной в 1917‒1918 гг., «никто уже не отважится, кроме разве самых тупых, говорить о Штюрмере, Распутине и т.д. Распутин окончательно померк перед Лейбой Троцким, а Штюрмер был патриотом и государственником по сравнению с Лениным, Грушевским, Скоропадским и прочей компанией» . И тот «старый режим», который представлялся Шульгину год назад невыносимым, теперь, после всех ужасов революции и гражданской войны, «кажется чуть ли не райским блаженством» . Отстаивая монархический принцип, в одной из своих газетных статей Шульгин отмечал, что «только монархисты в России умеют умирать за Родину» . Но, выступая за восстановление монархии, Шульгин видел ее уже не самодержавной, а конституционной. Однако принять монархическую идею даже в конституционном варианте белые генералы так и не решились.

После окончания Гражданской войны для Шульгина началась пора эмигрантских скитаний - Турция, Болгария, Югославия, Польша, Франция. В середине 1920-х он стал жертвой искусной провокации советской разведки, вошедшей в историю под названием операции «Трест». Осенью 1925 г. эмигрантский политик нелегально перешел советскую границу, совершив «секретную», как он думал, поездку в СССР, в ходе которой посетил в сопровождении агентов «Треста» Киев, Москву и Ленинград, о чем позже написал книгу «Три столицы». После раскрытия этой операции ОГПУ, получившей широкую огласку за рубежом, доверие к Шульгину среди эмигрантов было подорвало, и со второй половины 1930-х он отошел от активной политической деятельности.

Накануне Второй мировой войной Шульгин проживал в Сремских Карловцах (Югославия), посвятив себя литературной деятельности. В гитлеровском нашествии на СССР он увидел угрозу безопасности исторической России и принял решение не поддерживать нацистов, но и не бороться с ними. Это решение спасло ему жизнь. Когда после ареста «Смершем» в 1945-м Шульгин был судим за тридцатилетнюю (1907-1937) антикоммунистическую деятельность, МГБ СССР, учтя непричастность политика к сотрудничеству с немцами, приговорил его к тюремному заключению сроком на 25 лет. Пробыв в тюрьме с 1947 по 1956 год, Шульгин был досрочно освобожден и поселился во Владимире. Ему довелось не только стать главным действующим лицом советского документально-публицистического фильма «Перед судом истории» (1965), но и поучаствовать в качестве гостя на XXII съезде КПСС. Встав, по сути, на позиции национал-большевизма (уже в эмиграции политик отмечал, что под оболочкой советской власти совершаются процессы «ничего не имеющие общего... с большевизмом», что большевики «восстановили русскую армию» и подняли «знамя Единой России», что скоро страну возглавит «большевик по энергии и националист по убеждениям», а на смену «прежней декаденствующей интеллигенции» явится «здоровый сильный класс созидателей материальной культуры», способный отбить очередной «Drang nach Osten»), Шульгин так характеризовал в 1958 году свое отношение к советской власти: «Мое мнение, сложившееся за сорок лет наблюдения и размышления, сводится к тому, что для судеб всего человечества не только важно, а просто необходимо, чтобы коммунистический опыт, зашедший так далеко, был беспрепятственно доведен до конца... (...) Великие страдания русского народа к этому обязывают. Пережить все, что пережито, и не достичь цели? Все жертвы, значит, насмарку? Нет! Опыт зашел слишком далеко... Я не могу лукавить и утверждать, что я приветствую "Опыт Ленина". Если бы от меня зависело, я предпочел бы, чтобы этот эксперимент был поставлен где угодно, но только не на моей родине. Однако если он начат и зашел так далеко, то совершенно необходимо, чтобы этот "Опыт Ленина" был закончен. А он, возможно, не будет закончен, если мы будем слишком горды».

Долгая 98-летняя жизнь Василия Шульгина, охватившая период от царствования Императора Александра II до правления Л.И. Брежнева, оборвалась 15 февраля 1976 года во Владимире, в праздник Сретения Господня. Отпевали его в кладбищенской церкви рядом с Владимирской тюрьмой, в которой он провел 12 лет.

На закате своих дней В.В. Шульгин все более болезненно воспринимал свое участие в революции и сопричастность к трагической судьбе Царской семьи. «С Царем и с Царицей моя жизнь будет связана до последних дней моих, хотя они где-то в ином мире, а я продолжаю жить - в этом. И эта связь не уменьшается с течением времени. Наоборот, она растет с каждым годом. И сейчас, в 1966 году, эта связанность как будто достигла своего предела, ‒ отмечал Шульгин. ‒ Каждый человек в бывшей России, если подумает о последнем русском Царе Николае II, непременно, припомнит и меня, Шульгина. И обратно. Если кто знакомится со мной, то неизбежно в его уме появится тень монарха, который вручил мне отречение от престола 50 лет тому назад» . Считая, что «и Государь, и верноподданный, дерзнувший просить об отречении, были жертвой обстоятельств, неумолимых и неотвратимых» , Шульгин вместе с тем, писал: «Да, я принял отречение для того, чтобы Царя не убили, как Павла I, Петра III, Александра II-го... Но Николая II все же убили! И потому, и потому я осужден: Мне не удалось спасти Царя, Царицу, их детей и родственников. Не удалось! Точно я завернут в свиток из колючей проволоки, которая ранит меня при каждом к ней прикосновении» . Поэтому, завещал Шульгин, «молиться надо и за нас, сугубо грешных, бессильных, безвольных и безнадежных путаников. Не оправданием, а лишь смягчением нашей вины может быть то обстоятельство, что мы запутались в паутине, сотканной из трагических противоречий нашего века» ...

Подготовил Андрей Иванов , доктор исторических наук

В начале семидесятых годов по Владимиру бродили странные слухи: живет, дескать, в городе монархист, который у самого царя Николая II отречение принимал, а со всеми белогвардейскими генералами за руку здоровался.

Подобные разговоры казались сущим безумием: какой там монархист через полвека после Октябрьской революции, после того как страна с шумом отметила столетие со дня рождения Ленина ?!

Самое удивительное, что это была чистая правда. Посреди русских древностей и советской застройки доживал свой век не просто свидетель, а крупная фигура времен революции и Гражданской войны. Причем фигура эта всю свою жизнь положила на алтарь борьбы с большевиками.

Василий Витальевич Шульгин — удивительный человек. Трудно сказать, чего было в нем больше: расчетливости политика или авантюризма Остапа Бендера. Точно можно сказать, что жизнь его была похожа на приключенческий роман, порой превращавшийся в триллер.

Дмитрий Иванович Пихно, отчим Шульгина. Источник: Public Domain

«Антисемитом я стал на последнем курсе университета»

Он родился в Киеве 13 января 1878 года. Отцом его был историк Виталий Шульгин , умерший, когда сыну не было и года. Затем ушла из жизни и мать Васи: опеку над мальчиком взял на себя его отчим, экономист Дмитрий Пихно .

Учился Шульгин посредственно, был троечником, однако после гимназии поступил в Киевский Императорский университет святого Владимира для изучения права на юридическом факультете. Помогали связи отчима и дворянское происхождение.

Пихно был убежденным монархистом и националистом и передал подобные убеждения пасынку. В студенческих кругах, наоборот, царили революционные настроения: Шульгин в университете был «белой вороной».

«Антисемитом я стал на последнем курсе университета. И в этот же день, и по тем же причинам я стал „правым“, „консерватором“, „националистом“, „белым“, ну, словом, тем, что я есть сейчас», — говорил Шульгин о себе в зрелом возрасте.

К началу первой русской революции Шульгин был состоявшимся семейным человеком, имел свой бизнес, а в 1905 году стал активно печатать свои статьи в газете «Киевлянин», которую возглавлял некогда его отец, а в ту пору — отчим Дмитрий Пихно.

Лучший оратор Госдумы

Шульгин вступил в организацию «Союз русского народа», а затем примкнул к «Русскому народному союзу имени Михаила Архангела», который возглавлял самый известный черносотенец Владимир Пуришкевич .

Впрочем, радикализм Пуришкевича все-таки не был ему близок. Избравшись в Государственную думу, Шульгин перешел на более умеренные позиции. Будучи изначально противником парламентаризма, он со временем не просто начал считать народное представительство необходимым, но и сам стал одним из наиболее ярких ораторов в Госдуме.

Нетипичность Шульгина как черносотенца проявилась во время скандального дела Бейлиса, связанного с обвинениями евреев в ритуальных убийствах христианских детей. Шульгин со страниц «Киевлянина» прямо обвинил власти в фабрикации дела, из-за чего едва не оказался в тюрьме.

С началом Первой мировой войны он добровольцем ушел на фронт, был тяжело ранен под Перемышлем и после заведовал фронтовым питательно-перевязочным пунктом. С фронта в Петроград он ездил на заседания Госдумы.

Свидетель отречения

Встретив февраль 1917 года в странном амплуа либерального монархиста, недовольного политикой Николая II, Шульгин был категорическим противником революции. Даже больше: по словам Шульгина, «революция вызывает желание взяться за пулемёты».

Но в первые же дни беспорядков в Петрограде он начинает действовать, словно руководствуясь принципом «хочешь предотвратить — возглавь». Например, Шульгин своими пламенными речами обеспечил переход гарнизона Петропавловской крепости на сторону революционеров.

Его включили в состав Временного комитета Государственной думы, который, по сути, являлся штабом Февральской революции. В этом качестве вместе с Александром Гучковым он был командирован в Псков, где принял из рук Николая II акт об отречении. Этого монархисты не могли простить Шульгину до конца жизни.

Шульгин со служащим во время приезда к Николаю II за отречением. Псков, март 1917 г. Источник: Public Domain

Враг украинского национализма

Революционная волна, однако, вскоре оттеснила его на периферию, и он уехал в Киев, где творился еще больший хаос. Здесь в дело вступил фактор украинских националистов, с которыми Шульгин пытался бороться всеми силами, протестуя против планов «украинизации».

Шульгин был причастен к попытке мятежа генерала Корнилова и даже был арестован после его провала, однако его быстро выпустили на свободу.

После Октябрьской революции Шульгин отправился в Новочеркасск, где шло формирование первых белогвардейских частей. Но генерал Алексеев , занимавшийся этим вопросом, попросил Шульгина вернуться в Киев и вновь начать издавать газету, считая его более полезным в качестве пропагандиста.

Власть в Киеве переходила из рук в руки. Шульгин, арестованный большевиками, был ими же отпущен при отступлении. Судя по всему, зная его взгляды, красные решили не оставлять Шульгина на расправу украинским националистам.

Когда в феврале 1918 года Киев заняли германские войска, Шульгин закрыл свою газету, написав в последнем номере: «Так как мы немцев не звали, то мы не хотим пользоваться благами относительного спокойствия и некоторой политической свободы, которые немцы нам принесли. Мы на это не имеем права... Мы ваши враги. Мы можем быть вашими военнопленными, но вашими друзьями мы не будем до тех пор, пока идёт война».

Краткий триумф с последующим бегством

Агенты Франции и Великобритании оценили порыв Шульгина и предложили ему сотрудничество. Благодаря их помощи Шульгин стал создавать обширную агентурную сеть, получившую название «Азбука», позволявшую собирать информацию в том числе и на территории, занятой большевикам.

Он очень быстро наживал врагов. Монархисты не могли ему простить поездку в Псков, для большевиков он был идейным противником, а гетман Скоропадский и вовсе объявил его «личным врагом».

Выбравшись из Киева, он добрался до занятого белыми Екатеринодара, где издавал газету «Россия». Затем в Одессе он выступал в роли представителя Добровольческой армии, откуда был вынужден уехать после ссоры с французскими оккупационными властями.

Летом 1919 года белые взяли Киев: Шульгин вернулся домой с триумфом, возобновив выпуск своего «Киевлянина». Триумф был, однако, недолгим: в декабре 1919 года в город вошла Красная армия и Шульгину с трудом удалось выбраться в последний момент.

Он перебрался в Одессу, где пытался сплотить вокруг себя антибольшевистские силы, но насколько хорошим был Шульгин оратором, настолько же и неважным организатором. Созданная им после занятия Одессы красными подпольная организация была раскрыта, и бывшему депутату Госдумы снова пришлось бежать.

Портрет В.В.Шульгина в эмиграции, 1934 г. Источник: Public Domain

В паутине «Треста»

После окончательного поражения белых в Гражданской войне он перебрался в Константинополь. Шульгин потерял многих близких, включая двух старших сыновей. Один из них погиб, а о судьбе второго он ничего не знал несколько десятилетий. Только в шестидесятых Шульгину стало известно, что Вениамин , которого в семье звали Лялей, в середине двадцатых годов умер в СССР в психиатрической больнице.

В первые годы эмиграции Шульгин писал много публицистических работ, ратовал за продолжение борьбы, сотрудничал с Российским общевоинским союзом (РОВСом). По его заданию он нелегально отправился в СССР, где действовала организация, готовившая антибольшевистский переворот. После возвращения Шульгин написал книгу «Три столицы», в которой описал СССР времен расцвета НЭПа.

Книга получилась слишком комплиментарной к советской действительности, что многим в эмиграции не понравилось. А потом и вовсе грянул скандал: выяснилось, что подпольная организация в СССР была частью операции советских спецслужб под кодовым названием «Трест» и всю поездку Шульгин провел под плотной опекой сотрудников ГПУ.

Шульгин был потрясен: он до конца жизни не верил, что попался на удочку чекистов. Тем не менее от активной деятельности в эмиграции после скандала с «Трестом» он отошел.

25 лет вместо виселицы

В тридцатых Василий Витальевич заглянул в бездну: он был в числе тех русских эмигрантов, кто приветствовал приход Гитлера к власти и поначалу видел в нем способ освобождения России от большевиков. К счастью для себя, Шульгин успел вовремя отшатнуться, иначе его история, скорее всего, закончилась бы так же, как история генералов Краснова и Шкуро : присягнув Гитлеру, они в итоге в 1947 году были повешены в Лефортовской тюрьме.

Шульгин, живший в Югославии, после ее освобождения от немецкой оккупации был задержан и отправлен в Москву. Активного члена белогвардейской организации «Русский общевоинский союз» летом 1947 года приговорили к 25 годам заключения.

Он потом вспоминал, что кары, конечно, ждал, но не такой суровой, рассчитывая, что ему, с учетом возраста и того, что времени с момента его активной деятельности минуло немало, дадут года три.

Сидел Шульгин во Владимирском централе вместе с немецкими и японскими генералами, попавшими в опалу большевиками и другими заметными персонами.

Фото Шульгина из материалов следственного дела.