Войти
Образование в России
  • Титан - металл. Свойства титана. Применение титана. Марки и химический состав титана. Степень окисления титана Термодинамические свойства титана
  • Численное решение дифференциальных уравнений (1) Получить численное решение дифференциального уравнения
  • Евтушенко знал что Бабий Яр им украден Трагедия расстрела евреев в Киеве и ее отражение в искусстве
  • Валерий асапов стал жертвой минометного обстрела
  • Рязанское училище ВДВ: поступление, присяга, факультеты, адрес
  • Презентация на тему "USA" Слайды про америки на английском языке
  • История поэмы Евгения Евтушенко «Бабий Яр. Евтушенко знал что Бабий Яр им украден Трагедия расстрела евреев в Киеве и ее отражение в искусстве

    История поэмы Евгения Евтушенко «Бабий Яр. Евтушенко знал что Бабий Яр им украден Трагедия расстрела евреев в Киеве и ее отражение в искусстве

    Поэт Юрий Александрович Влодов, по рождению - Левицкий, (1932 - 2009). Истинный автор Бабьего Яра?

    Да,мы не знали. Хотя публикация этих стихов в то время тоже можно считать подвигом. Украл, но с какой пользой, для увековечивания памяти о замученных и убитых евреях. Украл, доработал, прославился и никогда не покаялся.

    Я никогда не любил Е.Евтушенко. Для меня он всегда был какой-то склизский (не скользский), весь лик его и манера держаться и вхожесть в органы.

    Но такое воровство как Бабий Яр я не предполагал и не поверил. Посему порыскал в Интернете и нашел изрядно подтверждений, что именно Влодов автор Бабьего Яра и во время публикации он был лагере.

    Сколь же причудливы переплетения судеб.
    Не слишком молодые уже харьковчане помнят, что Евтушенко они выдвинули в депутаты последнего, горбачёвского съезда Совета СССР вместе с Коротичем.

    Оба эти талантливые борцы за свободу слиняли за бугор, даже не попрощавшись с Харьковом.

    Ну и, конечно, не слишком распространяясь о Юрии Влодове.

    А о нём, о Юрии Влодове, нужно бы знать!

    Уверен, что нет среди вас тех, кто не знаком с крылатым двустишием:
    «Прошла зима, настало лето.
    Спасибо партии за это!».

    А вот и сама «Ода партии», строчки которой обрели небывалую известность и популярность:

    "Прошла зима, настало лето -
    Спасибо партии за это!
    За то, что дым идет в трубе,
    Спасибо, партия, тебе!

    За то, что день сменил зарю,
    Я партию благодарю!
    За пятницей у нас суббота -
    Ведь это партии забота!

    А за субботой выходной.
    Спасибо партии родной!
    Спасибо партии с народом
    За то, что дышим кислородом!

    У моей милой грудь бела -
    Всё это партия дала.
    И хоть я с ней в постели сплю,
    Тебя я, партия, люблю!"

    В начале пятидесятых молодой поэт объявился в писательском поселке Переделкино - решил познакомиться… с классиками. Встречался с Ильей Сельвинским, Корнеем Чуковским, Борисом Пастернаком. И мэтры, признав в Юрии Влодове коллегу по цеху, прочили ему большое литературное будущее.

    С предисловием Сельвинского подборка его стихов вышла в журнале «Смена». Пастернак напутствовал его так: «Каждое стихотворение поэта Юрия Влодова есть кирпич, заложенный в основание современной русскоязычной поэзии. Доброго пути, брат мой Юрий!» А вот мнение Александра Солженицына: «Мощь этого поэта в том, что он идёт не от книг, а от самой жизни, и поэтому, несмотря на вневременные темы, всегда современен».

    В советские годы литературная карьера у Юрия Александровича не сложилась, он не публиковался, слишком острыми и необычными для того времени его стихами нередко интересовались гебешники. Да и вообще, в судьбе поэта - немало темных пятен, начиная с тесных связей с криминальным миром в молодости…;

    Лев Новоженов вспоминает: «Богохульник. Не стремился публиковаться. Было безразлично, напечатают - не напечатают. Не видел в этом трагедии. Писал, как бог. Думаю, можно поставить вровень с Бродским»...

    Но во время и после перестройки стихи Ю.Влодова мощно выплеснулись на страницы журналов, сборников, альманахов. А первая его книга «Крест» увидела свет в 1996 году, когда поэту исполнилось 64 года…;

    И еще пара интересных фактов. Кроме «Прошла зима, настало лето…», перу поэта принадлежат не менее знаменитые строки: «Под нашим красным знаменем гореть нам синим пламенем». Стихи Юрий Александрович сочинял по 8-12 строчек, а то и меньше, нередко - одно- и двустишия.

    «Веду по жизни, как по лезвию,
    Слепую девочку - Поэзию»

    * * *
    Война распяла детство.
    Оставила наследство:
    Сухую емкость фраз,
    Почти звериный глаз,
    Сверхбдительный рассудок,
    Отравленный желудок,
    Горячий камень сердца
    И дух единоверца…;

    И нет моей вины,
    Что я - поэт войны!

    * * *
    Талант, по сути, толст.
    А гений тощ, как щепка.
    Неважно, что там: холст,
    Поэма, фуга, лепка.
    Судьба, как дышло в бок, —;
    Что дали, то и схавал…;
    Талант по духу — Бог,
    А гений — сущий Дьявол!

    * * *
    Я вижу Ахматову Анну:
    Безумные чётки в руках,
    И розы открытую рану
    На чёрных житейских шелках.

    А в медленном взгляде - бравада
    И страсти тягучая мгла…;
    А в царственном жесте - блокада,
    В которой до гроба жила.

    * * *
    Я думаю: Исус писал стихи,
    Плел сети из волшебной чепухи…;
    А жизнь Христа — была душа поэта…;
    Иначе — как?! — откуда бы все это?!

    В кругу слепых болезненных племен
    Он, как слепец, питал себя обманом…;
    И не был ли Иуда графоманом,
    Неузнанным Сальери тех времен?!

    * * *
    Друг друга предали…;
    И сразу - легче стало.
    Иуда - горяч и смугл -
    Шагал из угла в угол,
    Шагал из угла в угол,
    Терзал запотелый ус!..
    А мысль долбила по нервам:
    «Успеть бы предать первым!
    Суметь бы предать первым!..
    Пока не предал Иисус…»

    * * *
    Скажу, что слишком тяжело мне -;
    Почти солгу:
    Как каторжник в каменоломне
    Я жить могу.

    Мигнет из каменного праха
    Глазок цветка…;
    И на весу дрожа от страха
    Замрет кирка.

    * * *
    Был послушным послужником -
    Шел по жизни за посохом.
    Стал мятежным ослушником -
    Восхитительным ослухом!…;
    Ждет смутьяна-художника
    Путь нежданный, нечаянный…;
    И зовет его Боженька -
    Сам такой же отчаянный!…;

    * * *
    Слаще заоблачных манн
    Сладкий наркотик творений.
    Гений - всегда наркоман.
    Но наркоман - не гений.

    Жаркий туман и дурман
    Жарче суданов и кений.
    Гений - всегда графоман,
    Но графоман - не гений!

    * * *
    Увидел я себя со стороны
    В предательском свечении луны:
    Стою - прижат к распятию спиной,
    Две бездны - надо мной и подо мной…;
    И призрак ночи с отблеском дневным
    Дух опалил дыханьем ледяным…;
    Наверно, это вовсе и не я,
    А лишь судьба заблудшая моя…;

    * * *
    Я заглянул в зерцало Бытия…;
    Прозрачный звон слегка коснулся слуха…;
    Чу! - за спиной стояла побируха!
    «Ты - Смерть моя?» - едва промолвил я.
    «Я - Жизнь твоя…» - прошамкала старуха.

    А вот это стихотворение - ведь тоже харьковчанину Влодову принадлежит..
    Юрий Влодов. Бабий Яр

    ЮРИЙ ВЛОДОВ
    (1932-2009)

    БАБИЙ ЯР

    Над Бабьим Яром памятников нет.
    Крутой обрыв, как грубое надгробье.
    Мне страшно.
    Мне сегодня столько лет,
    как самому еврейскому народу.
    Мне кажется сейчас -
    я иудей.
    Вот я бреду по древнему Египту.
    А вот я, на кресте распятый, гибну,
    и до сих пор на мне - следы гвоздей.

    Мне кажется -
    я мальчик в Белостоке.
    Кровь льется, растекаясь по полам.
    Бесчинствуют вожди трактирной стойки
    и пахнут водкой с луком пополам.
    Я, сапогом отброшенный, бессилен.
    Напрасно я погромщиков молю.
    Под гогот:
    "Бей жидов, спасай Россию!"-
    насилует лабазник мать мою.
    Мне кажется -
    я - это Анна Франк,
    прозрачная,
    как веточка в апреле.
    И я люблю.
    > И мне не надо фраз.
    Мне надо,
    чтоб друг в друга мы смотрели.
    Как мало можно видеть,
    обонять!
    Нельзя нам листьев
    и нельзя нам неба.
    Но можно очень много -
    это нежно
    друг друга в темной комнате обнять.
    Сюда идут?
    Не бойся - это гулы
    самой весны -
    она сюда идет.
    Иди ко мне.
    Дай мне скорее губы.
    Ломают дверь?
    Нет - это ледоход...
    Над Бабьим Яром шелест диких трав.
    Деревья смотрят грозно,
    по-судейски.
    Все молча здесь кричит,
    и, шапку сняв,
    я чувствую,
    как медленно седею.
    И сам я,
    как сплошной беззвучный крик,
    над тысячами тысяч погребенных.
    Я -
    каждый здесь расстрелянный старик.
    Я -
    каждый здесь расстрелянный ребенок.
    Ничто во мне
    про это не забудет!
    "Интернационал"
    пусть прогремит,
    когда навеки похоронен будет
    последний на земле антисемит.

    Еврея кровь бурлит в душе моей
    И, ненавистен злобой заскорузлой,
    Для всех антисемитов я - еврей! -;
    И потому - я настоящий русский!

    Авторство Влодова Евтушенко признавал.. и оборонялся тем, что, мол, ему всё равно было сидеть, а я - вывел поэму в люди... Хотя вписанное Евтушенкой не слабее оригинала - мне это не симпатично.
    Да и вся жизнь и приключения Евтушенки выглядят иначе.. Если знаешь, что он вор.

    =======================================

    Википедия:
    Юрий Александрович Влодов (6 декабря 1932, Новосибирск, РСФСР — 29 сентября 2009, Москва) — русский поэт-скиталец, поэт московского андеграунда; основная тема творчества, по его собственному признанию, о Боге, о Дьяволе и о Христе.

    Влодов почти не публиковался при жизни (его имя было в СССР под запретом), часто писал «под заказ» за так называемых «литературных клиентов», позволял публиковать свои стихи под именами других поэтов. Широкому российскому читателю Влодов известен как автор таких остро-политических эпиграмм как «Прошла зима, настало лето. Спасибо партии за это!». Знактоки Влодова также считают его настоящим автором поэмы«Бабий Яр», которую Евгений Евтушенко у Влодова «позаимствовал», когда тот находился в заключении.

    Над Бабьим Яром памятников нет.
    Крутой обрыв, как грубое надгробье.
    Мне страшно.
    Мне сегодня столько лет,
    как самому еврейскому народу.

    Мне кажется сейчас —
    я иудей.

    и до сих пор на мне — следы гвоздей.
    Мне кажется, что Дрейфус —
    это я.
    Мещанство —
    мой доносчик и судья.
    Я за решеткой.
    Я попал в кольцо.
    Затравленный,
    оплеванный,
    оболганный.
    И дамочки с брюссельскими оборками,
    визжа, зонтами тычут мне в лицо.
    Мне кажется —
    я мальчик в Белостоке.
    Кровь льется, растекаясь по полам.
    Бесчинствуют вожди трактирной стойки
    и пахнут водкой с луком пополам.
    Я, сапогом отброшенный, бессилен.
    Напрасно я погромщиков молю.
    Под гогот:
    «Бей жидов, спасай Россию!»-
    насилует лабазник мать мою.
    О, русский мой народ! —
    Я знаю —
    ты
    По сущности интернационален.
    Но часто те, чьи руки нечисты,
    твоим чистейшим именем бряцали.
    Я знаю доброту твоей земли.
    Как подло,
    что, и жилочкой не дрогнув,
    антисемиты пышно нарекли
    себя «Союзом русского народа»!
    Мне кажется —
    я — это Анна Франк,
    прозрачная,
    как веточка в апреле.
    И я люблю.
    И мне не надо фраз.
    Мне надо,
    чтоб друг в друга мы смотрели.
    Как мало можно видеть,
    обонять!
    Нельзя нам листьев
    и нельзя нам неба.
    Но можно очень много —
    это нежно
    друг друга в темной комнате обнять.
    Сюда идут?
    Не бойся - это гулы
    самой весны —
    она сюда идет.
    Иди ко мне.
    Дай мне скорее губы.
    Ломают дверь?
    Нет — это ледоход…
    Над Бабьим Яром шелест диких трав.
    Деревья смотрят грозно,
    по-судейски.
    Все молча здесь кричит,
    и, шапку сняв,
    я чувствую,
    как медленно седею.
    И сам я,
    как сплошной беззвучный крик,
    над тысячами тысяч погребенных.
    Я —
    каждый здесь расстрелянный старик.
    Я —
    каждый здесь расстрелянный ребенок.
    Ничто во мне
    про это не забудет!
    «Интернационал»
    пусть прогремит,
    когда навеки похоронен будет
    последний на земле антисемит.
    Еврейской крови нет в крови моей.
    Но ненавистен злобой заскорузлой
    я всем антисемитам,
    как еврей,
    и потому —
    я настоящий русский!

    Анализ поэмы «Бабий Яр» Евтушенко

    Евгений Евтушенко, советский поэт, посвятил свое произведение трагедии, произошедшей в Бабьем Яру. Автора потряс не только масштаб жестокости нацистов, но и умышленное замалчивание этих событий. Поэма стала своеобразным протестом против политики Советов и игнорирования Холокоста и травли евреев.

    В июне 1941 года, когда войска Германии захватили Киев, советские партизаны устроили взрыв в пункте командования нацистов. Так как уже тогда была пропаганда арийской расы, в гибели немецких военных обвинили евреев. Всех представителей этого народа согнали в овраг, носивший имя Бабий Яр, заставили раздеться и расстреляли. По документам тех времен, за день были убиты 34 тысячи человек, в том числе женщины, дети и старики.

    Политика уничтожения евреев продолжалась еще несколько месяцев. Фашисты убивали всех, кого подозревали в сокрытии и принадлежности к еврейскому народу. Много лет советская власть не признавала события сорок первого года частью Холокоста.

    Поэма была написана в 1961 году и была переведена на 72 языка. В ней резко осуждались расизм и преследование евреев. Евгений Александрович был также потрясен состоянием огромной братской могилы - место гибели тысяч людей превратилось в свалку.

    Он писал:

    «Над Бабьим Яром памятников нет.
    Крутой обрыв, как грубое надгробье.»

    Помимо выявления антисемитских проблем в СССР, автор поднимает тему бюрократии и нежелания признавать проблемы верхушки власти. За это его обвинили в предвзятом отношении и нелюбви к русскому народу. Ведь из-за гонений на евреев погибли также и советские граждане, которых уличили в связях с семитами.

    В целом, стихотворение вызывает двойственные ощущения - с одной стороны, идет явная пропаганда защиты конкретного народа. При этом трагедии и подвиги советского народа в годы Великой Отечественной войны как бы принижаются, становятся неважными и не страшными.

    «Мне кажется сейчас -
    я иудей.
    Вот я бреду по древнему Египту.
    А вот я, на кресте распятый, гибну,
    и до сих пор на мне - следы гвоздей.
    Мне кажется, что Дрейфус -
    это я.»

    Эти слова ярко описывают состояние поэта, воспринимающего случившееся в Бабьем Яре как личное горе. Но не следует забывать, что родители Евтушенко ушли на фронт, а сам он видел страдания всех людей, но упомянуть в своем стихотворении об этом забыл.

    Прочтение поэмы оставляет горькое послевкусие и совсем не лишний раз напоминает о том, что нет народов главней. Те, кто об этом забывают, становятся примерно на один уровень с фашистами, которые убивали женщин и детей в далеком 1941 году.

    50 лет назад, в э тот день (19 сентября 1961года)
    впервые было опубликованно стихотворение-поэма
    Евгения Евтушенко "Бабий Яр" в "Литературной газете"

    БАБИЙ ЯР


    Над Бабьим Яром памятников нет.

    Крутой обрыв, как грубое надгробье.
    Мне страшно.
    Мне сегодня столько лет,
    как самому еврейскому народу.

    Мне кажется сейчас -
    я иудей.
    Вот я бреду по древнему Египту.
    А вот я, на кресте распятый, гибну,
    и до сих пор на мне - следы гвоздей.
    Мне кажется, что Дрейфус -
    это я.
    Мещанство -
    мой доносчик и судья.
    Я за решеткой.
    Я попал в кольцо.
    Затравленный,
    оплеванный,
    оболганный.
    И дамочки с брюссельскими оборками,
    визжа, зонтами тычут мне в лицо.

    Мне кажется -
    я мальчик в Белостоке.

    Кровь льется, растекаясь по полам.
    Бесчинствуют вожди трактирной стойки
    и пахнут водкой с луком пополам.
    Я, сапогом отброшенный, бессилен.
    Напрасно я погромщиков молю.
    Под гогот:
    "Бей жидов, спасай Россию!"-
    насилует лабазник мать мою.

    О, русский мой народ! -
    Я знаю -
    ты
    По сущности интернационален.
    Но часто те, чьи руки нечисты,
    твоим чистейшим именем бряцали.

    Я знаю доброту твоей земли.
    Как подло,
    что, и жилочкой не дрогнув,
    антисемиты пышно нарекли
    себя "Союзом русского народа"!

    Мне кажется -
    я - это Анна Франк,
    прозрачная,
    как веточка в апреле.
    И я люблю.
    И мне не надо фраз.
    Мне надо,
    чтоб друг в друга мы смотрели.
    Как мало можно видеть,
    обонять!
    Нельзя нам листьев
    и нельзя нам неба.
    Но можно очень много -
    это нежно
    друг друга в темной комнате обнять.
    Сюда идут?
    Не бойся — это гулы
    самой весны -
    она сюда идет.
    Иди ко мне.
    Дай мне скорее губы.
    Ломают дверь?
    Нет - это ледоход...
    Над Бабьим Яром шелест диких трав.
    Деревья смотрят грозно,
    по-судейски.
    Все молча здесь кричит,
    и, шапку сняв,
    я чувствую,
    как медленно седею.
    И сам я,
    как сплошной беззвучный крик,
    над тысячами тысяч погребенных.
    Я -
    каждый здесь расстрелянный старик.
    Я -
    каждый здесь расстрелянный ребенок.
    Ничто во мне
    про это не забудет!
    "Интернационал"
    пусть прогремит,
    когда навеки похоронен будет
    последний на земле антисемит.
    Еврейской крови нет в крови моей.
    Но ненавистен злобой заскорузлой
    я всем антисемитам,
    как еврей,
    и потому -
    я настоящий русский!

    1961

    "Поэт в России больше чем поэт". Это выражение у многих ассоциируется прежде всего с этим произведением.

    Стихотворение посвящено уничтожению гитлеровцами еврейского населения. Заняв Украину и Киев, немецко-фашистские войска приступили к уничтожению проживавших в этих местах евреев. Расстрелы проходили в местечке Бабий Яр возле Киева. Поначалу люди расстреливались небольшими группами. В течение 29 — 30 сентября 1941 года там было расстреляно около 50 тысяч человек.

    Позже там же стали уничтожать не только евреев, в Бабьем Яру расстреливались цыгане и караимы, военнопленные и партизаны, мирные жители Киева. В августе 1942 там же были расстреляны футболисты киевского «Динамо»,не пожелавшие проигрывать в

    футбольном матче с фашистской командой, за что и были отправлены в Бабий Яр/ . Всего в 1941—1943 там расстреляны до 200 000 человек.

    Долгое время там не было ни то что памятника, но и какого-то знака. Этой темы было не принято касаться.. Мало того в 1950 году городские власти постановили залить Бабий Яр жидкими отходами соседних кирпичных заводов, отгородив местность небольшим валом-дамбой. Через десять лет, в начале весны 1961 года при таянии снега накопившаяся масса прорвала заграждение и хлынула в сторону селений. Произошла громадная катастрофа: были уничтожены дома и другие постройки, кладбище, жизнеобеспечивающие структуры. Жертвами оказались до 1,5 тыс. человек.

    Так Бабий Яр стал местом ещё одного преступления — беспамятного и бесхозяйственного одновременно. Но это второе преступление спровоцировало воспоминание о первом, положившем начало массовому уничтожению еврейского населения. В печати стали появляться статьи и воспоминания о расстрелах в Бабьем Яру

    По признанию самого поэта стихи возникли как-то неожиданно быстро. Он отнес их в "Литературную газету". Сначала их прочли приятели Евтушенко. Они не скрывали своего восхищения не только отвагой молодого поэта, но и его мастерством. Не скрывали они и своего пессимизма по поводу публикации, из-за чего просили автора сделать им копию. И все же чудо произошло - на следующий день стихотворение было опубликовано в "Литгазете". Как вспоминает сам Евтушенко, все экземпляры того номера "Литературки" были раскуплены в киосках мгновенно. "Уже в первый день я получил множество телеграмм от незнакомых мне людей. Они поздравляли меня от всего сердца, но радовались не все..." О тех, кто не радовался, речь пойдет ниже. Пока же - о самом стихотворении.

    Оно произвело эффект разорвавшейся бомбы. Быть может, только повесть "Один день Ивана Денисовича" Солженицына произвела такое же впечатление. Не так много в русской, поэзии стихотворений, о которых бы столько говорили, столько писали. Если бы Евтушенко был автором только этого стихотворения, имя его несомненно осталось бы в русской поэзии. Из воспоминаний поэта:

    "Когда в 1961 году, в Киеве, я впервые прочитал только что" написанный "Бабий Яр", ее (Галю Сокол, жену Евтушенко. -М.Г.) сразу после моего концерта увезли на "скорой помощи" из-за невыносимой боли внизу живота, как будто она только что мучительно родила это стихотворение. Она была почти без сознания. У киевской еврейки-врача, которая только что была на моем выступлении, еще слезы не высохли после слушания "Бабьего Яра", но... готовая сделать все для спасения моей жены, после осмотра она непрофессионально разрыдалась и отказалась резать неожиданно огромную опухоль.

    Простите, но я не могу после вашего "Бабьего Яра" зарезать вашу жену, не могу, -говорила сквозь слезы врач".

    Евгений Евтушенко читает "Бабий Яр"

    Это был не просто отклик на расстрел людей — все произведение обличало антисемитизм в его любом виде. Не только фашистов бичует поэтический стих, поэма стала рупором ненависти к любому проявлению национального оскорбления. Кроме того, произведение входило в открытый конфликт с советской тоталитарной системой, включавшей в свою внутреннюю политику антисемитизм и осознанно разжигавшей антисемитские настроения внутри общества (у такой политики были свои экономические причины). Внешне, как обычно, антисемитизм не был документирован как государственная политика, широко провозглашалась дружба народов, но на самом деле в закрытых предписаниях и устных приказах антисемитская политика в СССР велась весьма активно.

    Поэма "Бабий Яр" стала событием не только литературным, но и общественным. О нем много и подробно говорил 8 марта 1963 года Никита Сергеевич Хрущев в речи на встрече руководителей партии и правительства с деятелями искусства и литературы.
    "У нас не существует "еврейского вопроса", а те, кто выдумывают его, поют с чужого голоса", - так говорил "коммунист №1" в 1963 году.

    Позже, когда Хрущева лишат всех должностей, он в своих мемуарах о Евтушенко напишет совсем по-иному:

    "А стихотворение самого Евтушенко нравится ли мне? Да, нравится! Впрочем, я не могу сказать это обо всех его стихах. Я их не все читал... Считаю, что Евтушенко очень способный поэт, хотя характер у него буйный..."

    Не раз в прессе встречалось мнение, что "Бабий Яр" стал апогеем сопротивления антисемитизму, принявшему, в отличие от откровенного сталинского, другие формы во времена хрущевской "оттепели". Это был вызов молодого поэта не только власть имущим, но и всей системе. Здесь уместно упомянуть главного редактора "Литературной газеты" Косолапова - он знал, чем рискует, и все же опубликовал стихотворение.

    Поэма "Бабий Яр" вызвала не просто раздражение, но злобу у многих литературных современников Евтушенко. Кто знает, может быть, именно с того времени хрущевская "оттепель" совершила первый поворот вспять.

    Под давлением цензуры Евгений Евтушенко вынужден был переделать некоторые строфы

    Было:

    Мне кажется сейчас - я иудей. Вот я бреду по древнему Египту. А вот я, на кресте распятый, гибну…

    Стало:

    Я тут стою, как будто у криницы, Дающей веру в наше братство мне. Здесь русские лежат и украинцы, Лежат с евреями в одной земле.

    Было:

    И сам я, как сплошной беззвучный крик, над тысячами тысяч погребенных. Я - каждый здесь расстрелянный старик. Я - каждый здесь расстрелянный ребенок.

    Стало:

    Я думаю о подвиге России, Фашизму заслонившей путь собой. До самой наикрохотной росинки. Мне близкой всею сутью и судьбой.

    Новый текст в угоду партийным руководителям появился. Но — не прижился. Более того: все читатели и исполнители этих стихотворных изменений словно бы и не заметили.

    Http://cyclowiki.org/ http://piratyy.by.ru/article/evtu.html

    На снимке: Евгений Евтушенко (1961 г.)

    Евгений Евтушенко. Поэма «Бабий Яр»

    По просьбе Виктора Некрасова Анатолий Кузнецов привел молодого поэта Евгения Евтушенко в Бабий Яр. Это был уже август 1961 год. После окончания войны прошло 16 лет. Вместо памятников погибшим людям, он увидел свалку мусора и запустение.
    Евгений Евтушенко пишет:

    – Когда мы [с Анатолием Кузнецовым. МК] пришли на Бабий Яр, то я был совершенно потрясен тем, что увидел. Я знал, что никакого памятника там нет, но ожидал увидеть какой-то знак памятный или какое-то ухоженное место. И вдруг я увидел самую обыкновенную свалку, которая была превращена в такой сэндвич дурнопахнущего мусора. И это на том месте, где в земле лежали десятки тысяч ни в чем не повинных людей: детей, стариков, женщин. На наших глазах подъезжали грузовики и сваливали на то место, где лежали эти жертвы, все новые и новые кучи мусора.

    Евтушенко не мог даже намекнуть о Куренёвской трагедии, – этот материал никто бы не пропустил, а сам он был бы обвинен в клевете и еще, бог знает, в чем. Да и мысли его были о расстрелянных в Бабьем Яре.

    Кузнецов впоследствии напишет об этом дне: “Евтушенко, с которым мы дружили и учились в одном институте, задумал свое стихотворение в день, когда мы вместе однажды пошли к Бабьему Яру. Мы стояли над крутым обрывом, я рассказывал, откуда и как гнали людей, как потом ручей вымывал кости, как шла борьба за памятник, которого так и нет”.

    И Евгений Евтушенко написал о том, что поразило его в самое сердце – о памяти людской, и нравственная сила его поэмы начала ломать черствость и бездушие правящей власти.

    Над Бабьим Яром памятников нет.
    Крутой обрыв, как грубое надгробье.
    Мне страшно.
    Мне сегодня столько лет,
    как самому еврейскому народу.

    Мне кажется сейчас –
    я иудей.
    Вот я бреду по древнему Египту.
    А вот я, на кресте распятый, гибну,
    и до сих пор на мне – следы гвоздей.

    Мне кажется, что Дрейфус –
    это я.
    Мещанство –
    мой доносчик и судья.
    Я за решеткой.
    Я попал в кольцо.
    Затравленный,
    оплеванный,
    оболганный.
    И дамочки с брюссельскими оборками,
    визжа, зонтами тычут мне в лицо.

    Мне кажется –
    я мальчик в Белостоке.
    Кровь льется, растекаясь по полам.
    Бесчинствуют вожди трактирной стойки
    и пахнут водкой с луком пополам.
    Я, сапогом отброшенный, бессилен.
    Напрасно я погромщиков молю.
    Под гогот:
    "Бей жидов, спасай Россию!"-
    насилует лабазник мать мою.

    О, русский мой народ! -
    Я знаю –
    ты
    По сущности интернационален.
    Но часто те, чьи руки нечисты,
    твоим чистейшим именем бряцали.
    Я знаю доброту твоей земли.
    Как подло,
    что, и жилочкой не дрогнув,
    антисемиты пышно нарекли
    себя "Союзом русского народа"!

    Мне кажется –
    я – это Анна Франк,
    прозрачная,
    как веточка в апреле.
    И я люблю.
    И мне не надо фраз.
    Мне надо,
    чтоб друг в друга мы смотрели.

    Как мало можно видеть,
    обонять!
    Нельзя нам листьев
    и нельзя нам неба.
    Но можно очень много –
    это нежно
    друг друга в темной комнате обнять.

    Сюда идут?
    Не бойся - это гулы
    самой весны –
    она сюда идет.
    Иди ко мне.
    Дай мне скорее губы.
    Ломают дверь?
    Нет – это ледоход...

    Над Бабьим Яром шелест диких трав.
    Деревья смотрят грозно,
    по-судейски.
    Все молча здесь кричит,
    и, шапку сняв,
    я чувствую,
    как медленно седею.

    И сам я,
    как сплошной беззвучный крик,
    над тысячами тысяч погребенных.
    Я –
    каждый здесь расстрелянный старик.
    Я –
    каждый здесь расстрелянный ребенок.

    Ничто во мне
    про это не забудет!
    "Интернационал"
    пусть прогремит,
    когда навеки похоронен будет
    последний на земле антисемит.

    Еврейской крови нет в крови моей.
    Но ненавистен злобой заскорузлой
    я всем антисемитам,
    как еврей,
    и потому –
    я настоящий русский!
    1961

    Поэт прочел «Бабий Яр» со сцены Политехнического музея. Вот, что рассказывает очевидец (взято у Дмитрия Цвибеля «Бабий яр». Киев еврейский. На сайте:
    «В середине сентября 1961 г. поэт Евгений Евтушенко впервые прочел свое стихотворение «Бабий Яр», сделавшее его всемирно известным.

    Мне посчастливилось быть в этот день на творческом вечере поэта, который проходил в Москве в Политехническом музее. Задолго до начала вся площадь перед музеем была заполнена людьми, жаждущими билетов. Порядок обеспечивала конная милиция. Несмотря на наличие билета, я долго пробирался к зданию музея и с трудом попал на балкон третьего яруса.

    Евтушенко опоздал на 40 минут, он сам не смог пробиться через плотную толпу людей. Помогли милиционеры, буквально на руках внеся его в музей. В зале были
    заполнены не только все проходы, но и сцена, где вплотную стояли стулья, а там, где их не было, люди просто садились на пол. Для поэта была оставлена площадь не более одного квадратного метра.

    Евтушенко читал свои уже известные стихи и новые, написанные после недавней поездки на Кубу. Однако чувствовалось, что публика ожидает чего-то необычного. И вот в конце второго отделения Евтушенко объявил: «А сейчас я вам прочитаю стихотворение, написанное после моей поездки в Киев. Я недавно вернулся оттуда, и вы поймете, о чем я говорю». Он вынул из кармана листки с текстом, но, по-моему, ни разу в них не заглянул.

    И раздалось в замершем зале медленное чеканное: «Над Бабьим Яром памятников нет...». В мертвой тишине слова поэта звучали, как удары молота: стучали в мозг, в сердце, в душу.
    Мороз ходил по спине, слезы сами текли из глаз. В зале в мертвой тишине послышались всхлипывания.

    В середине стихотворения люди начали, как завороженные, подниматься и до конца слушали стоя. И когда поэт закончил стихотворение словами: «Я всем антисемитам, как еврей, и потому - я настоящий русский», - зал еще какое-то время молчал. А потом взорвался. Именно «взорвался». Тому, что произошло, я не могу найти другого слова. Люди вскакивали, кричали, все были в каком-то экстазе, необузданном восторге. Раздавались крики: «Женя, спасибо! Женя, спасибо!» Люди, незнакомые люди, плакали, обнимали и целовали друг друга.

    И это делали не только евреи: большинство в зале были, естественно, русскими. Но сейчас не было в зале ни евреев, ни русских. Были люди, которым надоела ложь и вражда, люди, которые хотели очиститься от сталинизма. На дворе 1961 год, наступила знаменитая «оттепель», когда народ после многих лет молчания получил возможность говорить правду. Ликование продолжалось долго. Образовался коридор, по которому десятки людей подносили поэту букеты цветов, затем их стали передавать по цепочке. Цветы клали прямо на сцену к ногам поэта.

    «Женя, еще! Женя, еще!» - кричали люди, а он стоял, оглушенный и растерянный. Наконец Евтушенко поднял руку, зал затих. Никто не садился: стихотворение слушали стоя.
    И после второго раза «Бабий Яр» звучал и как память о погибших евреях, и как осуждение антисемитизму, и как проклятье прошлому. Впервые во весь голос было сказано, что в Бабьем Яре были расстреляны не просто «мирные советские люди», а евреи. И только потому, что они были евреями».

    Рецензии

    Интервью с Влодовым" – Юрий Александрович, как так получилось, что вашими стихами "попользовались" другие люди? Неужели никак нельзя было уберечься от потерь?
    – Ну, как тут убережешься? Стихи у меня очень сильные и в искушение людей вводили страшное. Печатался я с большим трудом, а стихотворение, если оно еще ненапечатанное, в какой-то мере бесхозное, ничье. Кто первым его напечатал, тот и автор. Я даже в какой-то мере их понимаю, что сложно было устоять. Но устоять настоящему поэту, истинной творческой личности, было необходимо, иначе он уже не мог достойно нести это звание. В какой-то мере я являл Божескую или Дьявольскую проверку людей на вшивость. Многие, к сожалению, этой проверки не прошли.
    – И кто же в числе первых, не прошедших этой проверки?
    – Женя Евтушенко. Да, вот так. Он воспользовался только одним моим стихотворением. Сейчас расскажу, как это было. В годы нашей молодости мы дружили. Я запросто приходил к нему домой, мы читали друг другу только что написанное, и уже тогда было ясно, что все его творения я с лихвой перекрываю. Женя грустнел после моего чтения, потом лихорадочно садился за машинку и слезно просил меня продиктовать ему что-то из только что прочтенного, но еще неопубликованного. Я диктовал, конечно, что мне – жалко? Потом одно из стихотворений он, с некоторыми изменениями, напечатал под своей фамилией. Это стихотворение потом стало знаменитым, одним их лучших в его творчестве. Я имею в виду "Бабий Яр".
    – Не расскажете, как это произошло?
    – Я в то время отправился в места не столь отдаленные. Я вел тогда довольно стремную жизнь, и как-то попался в руки властям, 12 апреля 1960 года был суд надо мной, и меня посадили на 8 лет, правда, я вышел намного раньше. Женя, наверное, думал, что я не скоро вернусь на свободу, а если вернусь, то мне будет не до стихов. Захожу как-то в лагерную библиотеку, беру "Литературную газету" и вижу это свое стихотворение под фамилией Евтушенко. Я сначала глазам своим не поверил, но потом поверить все ж таки пришлось.
    – И что вы потом сказали Евтушенко?
    – Когда я освободился, встретил Женю и спросил его, зачем он это сделал. Как ни странно, он ничуть не смутился и сказал, что, поскольку я сел, он решил таким вот интересным образом спасти это прекрасное стихотворение, не дать ему пропасть, оно ведь нужно людям. Я не нашелся, что ответить на подобное заявление, настолько оно меня поразило. Потом успокоился, простил его, но запретил это стихотворение в дальнейшем как-то использовать: публиковать, ставить в книги»."