Стихи о зиме Пушкина А. «Волшебница-зима», «Зимнее утро», «Отрывки из поэмы «Евгений Онегин»», «Зимняя дорога», «Зима

ГЛАВА ПЯТАЯ

О, не знай сих страшных снов
Ты, моя Светлана!

Жуковский

В тот год осенняя погода
Стояла долго па дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и забор,
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок веселых на дворе
И мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Все ярко, все бело кругом.

Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь;
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит па облучке
В тулупе, в красном кушаке.
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив;
Шалун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно…

Но, может быть, такого рода
Картины вас не привлекут:
Все это низкая природа;
Изящного не много тут.
Согретый вдохновенья богом,
Другой поэт роскошным слогом
Живописал нам первый снег
И все оттенки зимних нег;
Он вас пленит, я в том уверен,
Рисуя в пламенных стихах
Прогулки тайные в санях;
Но я бороться не намерен
Ни с ним покамест, ни с тобой,
Певец финляндки молодой!

Татьяна (русская душою,
Сама не зная почему)
С ее холодною красою
Любила русскую зиму,
На солнце иней в день морозный,
И сани, и зарею поздней
Сиянье розовых снегов,
И мглу крещенских вечеров.
По старине торжествовали
В их доме эти вечера:
Служанки со всего двора
Про барышень своих гадали
И им сулили каждый год
Мужьев военных и поход.

Татьяна верила преданьям
Простонародной старины,
И снам, и карточным гаданьям,
И предсказаниям луны.
Ее тревожили приметы;
Таинственно ей все предметы
Провозглашали что-нибудь,
Предчувствия теснили грудь.
Жеманный кот, на печке сидя,
Мурлыча, лапкой рыльце мыл:
То несомненный знак ей был,
Что едут гости. Вдруг увидя
Младой двурогий лик луны
На небе с левой стороны,

Она дрожала и бледнела.
Когда ж падучая звезда
По небу темному летела
И рассыпалася,- тогда
В смятенье Таня торопилась,
Пока звезда еще катилась,
Желанье сердца ей шепнуть.
Когда случалось где-нибудь
Ей встретить черного монаха
Иль быстрый заяц меж полей
Перебегал дорогу ей,
Не зная, что начать со страха,
Предчувствий горестных полна,
Ждала несчастья уж она.

Что ж? Тайну прелесть находила
И в самом ужасе она:
Так нас природа сотворила,
К противуречию склонна.
Настали святки. То-то радость!
Гадает ветреная младость,
Которой ничего не жаль,
Перед которой жизни даль
Лежит светла, необозрима;
Гадает старость сквозь очки
У гробовой своей доски,
Все потеряв невозвратимо;
И все равно: надежда им
Лжет детским лепетом своим.

Татьяна любопытным взором
На воск потопленный глядит:
Он чудно вылитым узором
Ей что-то чудное гласит;
Из блюда, полного водою,
Выходят кольцы чередою;
И вынулось колечко ей
Под песенку старинных дней:
«Там мужички-то всё богаты,
Гребут лопатой серебро,
Кому поем, тому добро
И слава!» Но сулит утраты
Сей песни жалостный напев;
Милей кошурка сердцу дев.

Морозна ночь, все небо ясно;
Светил небесных дивный хор
Течет так тихо, так согласно…
Татьяна на широкий двор
В открытом платьице выходит,
На месяц зеркало наводит;
Но в темном зеркале одна
Дрожит печальная лупа…
Чу… снег хрустит… прохожий; дева
К нему на цыпочках летит,
И голосок ее звучит
Нежней свирельного напева:
Как ваше имя? Смотрит он
И отвечает: Агафон.

Татьяна, по совету няни
Сбираясь ночью ворожить,
Тихонько приказала в бане
На два прибора стол накрыть;
Но стало страшно вдруг Татьяне..
И я - при мысли о Светлане
Мне стало страшно - так и быть,
С Татьяной нам не ворожить.
Татьяна поясок шелковый
Сняла, разделась и в постель
Легла. Над нею вьется Лель,
А под подушкою пуховой
Девичье зеркало лежит.
Утихло все. Татьяна спит.

И спится чудный сон Татьяне.
Ей снится, будто бы она
Идет по снеговой поляне,
Печальной мглой окружена;
В сугробах снежных перед нею
Шумит, клубит волной своею
Кипучий, темный и седой
Поток, не скованный зимой;
Две жердочки, склеены льдиной,
Дрожащий, гибельный мосток,
Положены через поток;
И пред шумящею пучиной,
Недоумения полна,
Остановилася она.

Как на досадную разлуку,
Татьяна ропщет на ручей;
Не видит никого, кто руку
С той стороны подал бы ей;
Но вдруг сугроб зашевелился.
И кто ж из-под него явился?
Большой, взъерошенный медведь;
Татьяна ах! а он реветь,
И лапу с острыми когтями
Ей протянул; она скрепясь
Дрожащей ручкой оперлась
И боязливыми шагами
Перебралась через ручей;
Пошла - и что ж? медведь за ней!

Она, взглянуть назад не смея,
Поспешный ускоряет шаг;
Но от косматого лакея
Не может убежать никак;
Кряхтя, валит медведь несносный;
Пред ними лес; недвижны сосны
В своей нахмуренной красе;
Отягчены их ветви все
Клоками снега; сквозь вершины
Осин, берез и лип нагих
Сияет луч светил ночных;
Дороги нет; кусты, стремнины
Метелью все занесены,
Глубоко в снег погружены.

Татьяна в лес; медведь за нею;
Снег рыхлый по колено ей;
То длинный сук ее за шею
Зацепит вдруг, то из ушей
Златые серьги вырвет силой;
То в хрупком снеге с ножки милой
Увязнет мокрый башмачок;
То выронит она платок;
Поднять ей некогда; боится,
Медведя слышит за собой,
И даже трепетной рукой
Одежды край поднять стыдится;
Она бежит, он все вослед,
И сил уже бежать ей нет.

Упала в снег; медведь проворно
Ее хватает и несет;
Она бесчувственно-покорна,
Не шевельнется, не дохнет;
Он мчит ее лесной дорогой;
Вдруг меж дерев шалаш убогой;
Кругом все глушь; отвсюду он
Пустынным снегом занесен,
И ярко светится окошко,
И в шалаше и крик и шум;
Медведь промолвил: «Здесь мой кум:
Погрейся у него немножко!»
И в сени прямо он идет
И на порог ее кладет.

Опомнилась, глядит Татьяна:
Медведя нет; она в сенях;
За дверью крик и звон стакана,
Как на больших похоронах;
Не видя тут ни капли толку,
Глядит она тихонько в щелку,
И что же видит?.. за столом
Сидят чудовища кругом:
Один в рогах с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордый,
Там карла с хвостиком, а вот
Полужуравль и полукот.

Еще страшней, еще чуднее:
Вот рак верхом на пауке,
Вот череп на гусиной шее
Вертится в красном колпаке,
Вот мельница вприсядку пляшет
И крыльями трещит и машет;
Лай, хохот, пенье, свист и хлоп,
Людская молвь и конский топ!
Но что подумала Татьяна,
Когда узнала меж гостей
Того, кто мил и страшен ей,
Героя нашего романа!
Онегин за столом сидит
И в дверь украдкою глядит.

Он знак подаст - и все хлопочут;
Он пьет - все пьют и все кричат;
Он засмеется - все хохочут;
Нахмурит брови - все молчат;
Он там хозяин, это ясно:
И Тане уж не так ужасно,
И, любопытная, теперь
Немного растворила дверь…
Вдруг ветер дунул, загашая
Огонь светильников ночных;
Смутилась шайка домовых;
Онегин, взорами сверкая,
Из-за стола, гремя, встает;
Все встали; он к дверям идет.

И страшно ей; и торопливо
Татьяна силится бежать:
Нельзя никак; нетерпеливо
Метаясь, хочет закричать:
Не может; дверь толкнул Евгений:
И взорам адских привидений
Явилась дева; ярый смех
Раздался дико; очи всех,
Копыты, хоботы кривые,
Хвосты хохлатые, клыки,
Усы, кровавы языки,
Рога и пальцы костяные,
Всё указует на нее,
И все кричат: мое! мое!

Мое! - сказал Евгений грозно,
И шайка вся сокрылась вдруг;
Осталася во тьме морозной
Младая дева с ним сам-друг;
Онегин тихо увлекает
Татьяну в угол и слагает
Ее па шаткую скамью
И клонит голову свою
К ней на плечо; вдруг Ольга входит,
За нею Ленский; свет блеснул;
Онегин руку замахнул,
И дико он очами бродит,
И незваных гостей бранит;
Татьяна чуть жива лежит.

Спор громче, громче; вдруг Евгений
Хватает длинный нож, и вмиг
Повержен Ленский; страшно тени
Сгустились; нестерпимый крик
Раздался… хижина шатнулась…
И Таня в ужасе проснулась…
Глядит, уж в комнате светло;
В окне сквозь мерзлое стекло
Зари багряный луч играет;
Дверь отворилась. Ольга к ней,
Авроры северной алей
И легче ласточки, влетает;
«Ну, говорит, скажи ж ты мне,
Кого ты видела во сне?»

Но та, сестры не замечая,
В постеле с книгою лежит,
За листом лист перебирая,
И ничего не говорит.
Хоть не являла книга эта
Ни сладких вымыслов поэта,
Ни мудрых истин, ни картин,
Но ни Виргилий, ни Расин,
Ни Скотт, ни Байрон, ни Сепека,
Ни даже Дамских Мод Журнал
Так никого не занимал:
То был, друзья, Мартын Задека,
Глава халдейских мудрецов,
Гадатель, толкователь снов.

Сие глубокое творенье
Завез кочующий купец
Однажды к ним в уединенье
И для Татьяны наконец
Его с разрозненной «Мальвиной»
Он уступил за три с полтиной,
В придачу взяв еще за них
Собранье басен площадных,
Грамматику, две Петриады
Да Мармонтеля третий том.
Мартын Задека стал потом
Любимец Тани… Он отрады
Во всех печалях ей дарит
И безотлучно с нею спит.

Ее тревожит сновиденье.
Не зная, как его понять,
Мечтанья страшного значенье
Татьяна хочет отыскать.
Татьяна в оглавленье кратком
Находит азбучным порядком
Слова: бор, буря, ведьма, ель,
Еж, мрак, мосток, медведь, метель
И прочая. Ее сомнений
Мартын Задека не решит;
Но сон зловещий ей сулит
Печальных много приключений.
Дней несколько она потом
Все беспокоилась о том.

Но вот багряною рукою
Заря от утренних долин
Выводит с солнцем за собою
Веселый праздник именин.
С утра дом Лариных гостями
Весь полон; целыми семьями
Соседи съехались в возках,
В кибитках, в бричках и в санях.
В передней толкотня, тревога;
В гостиной встреча новых лиц,
Лай мосек, чмоканье девиц,
Шум, хохот, давка у порога,
Поклоны, шарканье гостей,
Кормилиц крик и плач детей.

С своей супругою дородной
Приехал толстый Пустяков;
Гвоздин, хозяин превосходный,
Владелец нищих мужиков;
Скотинины, чета седая,
С детьми всех возрастов, считая
От тридцати до двух годов;
Уездный франтик Петушков,
Мой брат двоюродный, Буянов,
В пуху, в картузе с козырьком
(Как вам, конечно, он знаком),
И отставной советник Флянов,
Тяжелый сплетник, старый плут,
Обжора, взяточник и шут.

С семьей Панфила Харликова
Приехал и мосье Трике,
Остряк, недавно из Тамбова,
В очках и в рыжем парике.
Как истинный француз, в кармане
Трике привез куплет Татьяне
На голос, знаемый детьми:
Reveillez-vous, belle endormie.
Меж ветхих песен альманаха
Был напечатан сей куплет;
Трике, догадливый поэт,
Его на свет явил из праха,
И смело вместо belle Nina
Поставил belle Tatiana.

И вот из ближнего посада
Созревших барышень кумир,
Уездных матушек отрада,
Приехал ротный командир;
Вошел… Ах, новость, да какая!
Музыка будет полковая!
Полковник сам ее послал.
Какая радость: будет бал!
Девчонки прыгают заране;
Но кушать подали. Четой
Идут за стол рука с рукой.
Теснятся барышни к Татьяне;
Мужчины против; и, крестясь,
Толпа жужжит, за стол садясь.

На миг умолкли разговоры;
Уста жуют. Со всех сторон
Гремят тарелки и приборы
Да рюмок раздается звон.
Но вскоре гости понемногу
Подъемлют общую тревогу.
Никто не слушает, кричат,
Смеются, спорят и пищат.
Вдруг двери настежь. Ленский входит,
И с ним Онегин. «Ах, творец! -
Кричит хозяйка: - наконец!»
Теснятся гости, всяк отводит
Приборы, стулья поскорей;
Зовут, сажают двух друзей.

Сажают прямо против Тани,
И, утренней луны бледней
И трепетней гонимой лани,
Она темнеющих очей
Не подымает: пышет бурно
В ней страстный жар; ей душно, дурно;
Она приветствий двух друзей
Не слышит, слезы из очей
Хотят уж капать; уж готова
Бедняжка в обморок упасть;
Но воля и рассудка власть
Превозмогли. Она два слова
Сквозь зубы молвила тишком
И усидела за столом,

Траги-нервических явлений,
Девичьих обмороков, слез
Давно терпеть не мог Евгений:
Довольно их он перенес.
Чудак, попав на пир огромный,
Уж был сердит. Но, девы томной
Заметя трепетный порыв,
С досады взоры опустив,
Надулся он и, негодуя,
Поклялся Ленского взбесить
И уж порядком отомстить.
Теперь, заране торжествуя,
Он стал чертить в душе своей
Карикатуры всех гостей.

Конечно, не один Евгений
Смятенье Тани видеть мог;
Но целью взоров и суждений
В то время жирный был пирог
(К несчастию, пересоленный);
Да вот в бутылке засмоленной,
Между жарким и блан-манже,
Цимлянское несут уже;
За ним строй рюмок узких, длинных,
Подобно талии твоей,
Зизи, кристалл души моей,
Предмет стихов моих невинных,
Любви приманчивый фиал,
Ты, от кого я пьян бывал!

Освободясь от пробки влажной,
Бутылка хлопнула; вино
Шипит; и вот с осанкой важной,
Куплетом мучимый давно,
Трике встает; пред ним собранье
Хранит глубокое молчанье.
Татьяна чуть жива; Трике,
К ней обратясь с листком в руке,
Запел, фальшивя. Плески, клики
Его приветствуют. Она
Певцу присесть принуждена;
Поэт же скромный, хоть великий,
Ее здоровье первый пьет
И ей куплет передает.

Пошли приветы, поздравленья;
Татьяна всех благодарит.
Когда же дело до Евгенья
Дошло, то девы томный вид,
Ее смущение, усталость
В его душе родили жалость:
Он молча поклонился ей,
Но как-то взор его очей
Был чудно нежен. Оттого ли,
Что он и вправду тронут был,
Иль он, кокетствуя, шалил,
Невольно ль, иль из доброй воли,
Но взор сей нежность изъявил:
Он сердце Тани оживил.

Гремят отдвинутые стулья;
Толпа в гостиную валит:
Так пчел из лакомого улья
На ниву шумный рой летит.
Довольный праздничным обедом,
Сосед сопит перед соседом;
Подсели дамы к камельку;
Девицы шепчут в уголку;
Столы зеленые раскрыты:
Зовут задорных игроков
Бостон и ломбер стариков,
И вист, доныне знаменитый,
Однообразная семья,
Все жадной скуки сыновья.

Уж восемь робертов сыграли
Герои виста; восемь раз
Они места переменяли;
И чай несут. Люблю я час
Определять обедом, чаем
И ужином. Мы время знаем
Б деревне без больших сует:
Желудок - верный наш брегет;
И кстати я замечу в скобках,
Что речь веду в моих строфах
Я столь же часто о пирах,
О разных кушаньях и пробках,
Как ты, божественный Омир,
Ты, тридцати веков кумир!

XXXVII, XXXVIII, XXXIX

Но чай несут; девицы чинно
Едва за блюдечки взялись,
Вдруг из-за двери в зале длинной
Фагот и флейта раздались.
Обрадован музыки громом,
Оставя чашку чаю с ромом,
Парис окружных городков,
Подходит к Ольге Петушков,
К Татьяне Ленский; Харликову,
Невесту переспелых лет,
Берет тамбовский мой поэт,
Умчал Буянов Пустякову,
И в залу высыпали все.
И бал блестит во всей красе.

В начале моего романа
(Смотрите первую тетрадь)
Хотелось вроде мне Альбана
Бал петербургский описать;
Но, развлечен пустым мечтаньем,
Я занялся воспоминаньем
О ножках мне знакомых дам.
По вашим узеньким следам,
О ножки, полно заблуждаться!
С изменой юности моей
Пора мне сделаться умней,
В делах и в слоге поправляться,
И эту пятую тетрадь,
От отступлений очищать.

Однообразный и безумный,
Как вихорь жизни молодой,
Кружится вальса вихорь шумный;
Чета мелькает за четой.
К минуте мщенья приближаясь,
Онегин, втайне усмехаясь,
Подходит к Ольге. Быстро с ней
Вертится около гостей,
Потом на стул ее сажает,
Заводит речь о том, о сем;
Спустя минуты две потом
Вновь с нею вальс он продолжает;
Все в изумленье. Ленский сам
Не верит собственным глазам.

Мазурка раздалась. Бывало,
Когда гремел мазурки гром,
В огромной зале все дрожало,
Паркет трещал под каблуком.
Тряслися, дребезжали рамы;
Теперь не то: и мы, как дамы,
Скользим по лаковым доскам.
Но в городах, по деревням
Еще мазурка сохранила
Первоначальные красы:
Припрыжки, каблуки, усы
Всё те же: их не изменила
Лихая мода, наш тиран,
Недуг новейших россиян.

Буянов, братец мой задорный,
К герою нашему подвел
Татьяну с Ольгою; проворно
Онегин с Ольгою пошел;
Ведет ее, скользя небрежно,
И, наклонясь, ей шепчет нежно
Какой-то пошлый мадригал,
И руку жмет - и запылал
В ее лице самолюбивом
Румянец ярче. Ленский мой
Все видел: вспыхнул, сам не свой;
В негодовании ревнивом
Поэт конца мазурки ждет
И в котильон ее зовет.

Но ей нельзя. Нельзя? Но что же?
Да Ольга слово уж дала
Онегину. О боже, боже!
Что слышит он? Она могла…
Возможно ль? Чуть лишь из пеленок,
Кокетка, ветреный ребенок!
Уж хитрость ведает она,
Уж изменять научена!
Не в силах Ленский снесть удара;
Проказы женские кляня,
Выходит, требует коня
И скачет. Пистолетов пара,

«В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и забор,
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок веселых на дворе
И мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Всё ярко, всё бело кругом».

Что может быть прекраснее первого снега!
Однако почему же в пятой главе «Евгения Онегина» он выпал так поздно: «…только в январе На третье в ночь»?
Нам все время внушают, что раньше, а в первой четверти XIX века и подавно, зимы были настоящими с метелями и морозами, которые наступали чуть не с Покрова, т.е. с 14-го октября по "новому" стилю. А если «онегинскую» дату - «на третье в ночь» - привести к современному календарю, то это будет и вовсе «на пятнадцатое в ночь»!
Но не мог же поэт так пошутить над читателями, да и в чем может быть шутка, когда погода была у всех, что называется, на виду?!
Зачем же гадать, если в нашем распоряжении классический «Комментарий к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин» Владимира Набокова?
Открываем сей труд на странице, посвященной разбору пятой главы нетленного романа в стихах и после вышеприведенной поэтической цитаты читаем: «Вверху черновика (2370, л. 79 об.) Пушкин надписал дату - «4 генв.» (4 января 1826 г.)».

Вот оказывается как, поэт начал писать пятую главу или по крайней мере строфу о погоде «4 генв.»! Не будем проводить манипуляции с календарями и оставим эту дату по юлианскому.
Далее В. Набоков разбирает что есть «на дворе» - ну это же писалось для англоязычных студентов, которые русского деревенского двора не представляли – нам это не так интересно.
И вот опять разбирается поэтический оборот про погоду; читаем Набокова далее:
«Поэтому стихи 1–2:
В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе… -
значат всего-навсего, что подобная погода (осенняя) продолжалась (или длилась) в том году (1820) в течение долгого времени (до января 1821 г.), и за надобностью обстоятельства места русская фраза закругляется под конец этим на дворе».

Так, это хорошо, что Набоков нам напомнил, что действие в романе началось в 1820 году и перешло в 1821-й, и как раз возобновилось вместе с выпавшим «на третье в ночь» снегом.
Читаем Набокова с возрастающим интересом далее:
«Заметим, что в предыдущей, четвертой главе (строфа XL) лето чудесным образом завершается в ноябре, что расходится с постулированной краткостью северного лета (гл. 4, XL, 3), поскольку осенняя погода в тех краях, где было поместье Лариных, устанавливалась не позднее последних чисел августа (по старому стилю, разумеется). Запоздалый приход и осени, и зимы в «1820» г., не очень-то четко означен в четвертой главе, хотя на самом деле конец этой главы (строфы XL–L) покрывает тот же самый временной промежуток (с ноября по начало января), что и строфы I–II гл. 5. Пушкинский «1820-й» отличается от реального 1820 г., который на северо-западе России был отмечен чрезвычайно ранним снегопадом (в Петербургской губернии - 28 сентября, судя по письму Карамзина Дмитриеву)» - конец цитаты из Набокова.
Ну вот и профессор В. Набоков пишет, что лето в Псковской губернии (а о каких еще местах мог писать Пушкин, находясь в Михайловском?) заканчивалось в августе, как и положено лету. Да и снег выпал в год действия романа даже ранее праздника Покрова – 28 сентября.
Так что же имел ввиду поэт, намекая, что «в тот год осенняя погода стояла долго на дворе…»? Может быть нужно читать между строк? Может здесь, не побоимся этого предположения, о каком другом «возмущении», и не только погодном, указано?
А ведь правда! Ведь же было «возмущение»! Так это же поэт возможно о восстании декабристов написал!? Ну конечно же, чтобы обойти цензуру, написал про погоду, которая осенняя, а значит и ненастная, а значит с ветрами и бурями, ну понятно….
Ну а может быть все же просто он проснулся третьего генваря 1826 года, взглянул через заиндевевшее окно и увидел как «дворовый мальчик…» и т.д.? Ну это слишком банально, когда такие события в столице….
Так может быть нам обратиться к истории декабрьского «возмущения», может там что интересное про погоду найдем?
Самое простое – взглянуть на картины; есть же полотна и даже вполне известных живописцев той эпохи про сие событие. Вот, например, классическая картина В.Ф. Тимма «Декабристы на Сенатской площади». На полотне мостовая написана белилами – т.е. она под снегом? Так подробно выписаны скачущие кони, стройные ряды восставших полков, хмурое небо, заснеженная мостовая… Видимо с натуры писал живописец сию мостовую? Возможно он с мольбертом в тот день оказался на Сенатской и успел, так сказать, запечатлеть?! Но, увы, в год восстания декабристов Тимму было пять лет и жил он в Риге… Так может ему про погоду в тот исторический день рассказал муж его сестры, также живописец, - Карл Брюллов? Увы, Карл Павлович в тот год изучал шедевры живописи в Италии. Так что живописцы не оправдали надежд.
Тогда обратимся к мемуарам современников. Самое верное – почитать мемуаристов из военных. Ведь должны же были николаевские служаки, привыкшие к дисциплине, верно зафиксировать обстановку?! Возможно, это будет верный способ внести ясность в календарь погоды.
Поэтому откроем «Записки» графа Е.Ф. Комаровского. Это тот самый Евграф Федотович Комаровский, который, будучи в 1796 году полковым адъютантом Измайловского полка, ноябрьским утром, еще в потемках, по поручению великого князя Константина Павловича скупал по лавкам Гостиного двора форменные перчатки и трости (см. «Матильда Кшесинская и другие… часть III»). За прошедшие годы Комаровский вырос по службе и был уже генерал-адъютантом.
Во время «возмущения» 14 декабря 1825 г. граф Комаровский был в С.-Петербурге при особе Е.И.В. Николае Павловиче. Как человек крайне дисциплинированный и приверженный священной особе императора, Евграф Федотович был конечно же на стороне царствующей династии.
Этими качествами Комаровского и воспользовался Николай Павлович, дав ему поручение, архиважное в сложившейся после подавления выступления мятежных офицеров, и даже некоторых гражданских лиц, ситуации. Он послал его в Москву сообщить генерал-губернатору первопрестольной князю Голицыну о своем восшествии на престол. Комаровскому нужно было как можно быстрее добраться до Москвы, т.к. любое промедление, по мысли нового императора Николая I, было чревато «возмущением» и в Моске.
Комаровский с педантизмом генерал-адъютанта фиксирует время своего выезда: «Я выехал из Петербурга во вторник в 8 часов вечера, 15 декабря» (цитата по: Граф Евграф Федотович Комаровский, «Записки», из-во «Захаров», Москва, 2003г.).
Причем у графа была также задача нагнать по дороге некоего поручика Свистунова. Насчет этого поручика было подозрение, что он мог принадлежать к заговорщикам и выехал по направлению к Москве 14 декабря для сношения с московскими смутьянами еще до введения по всем заставам столицы строжайшего пропускного режима, чтобы ни одна мышь…
Так вот, исполнительный и дисциплинированный Комаровский пишет в своих «Записках»: «Я ехал так скоро, как бы желал, по причине недостатка в снеге, особливо по шоссе – в некоторых местах был голый песок, а чтобы сие вознаградить, я не выходил почти из повозки, выключая нескольких минут, чтобы напиться чаю».
Искомого поручика Свистунова генерал Комаровский нагнал в Вышнем Волочке. Как оказалось, кавалергард Свистунов ехал неспешно и, как лично выяснил у него Комаровский, «за ремонтом» - т.е. с целью покупки лошадей для своего полка.
Полностью полагаясь на записки Комаровского, можно констатировать, что во время этой гонки по трассе С.-Петербург – Москва 15-17 декабря 1825г. снега было так мало, что «в некоторых местах был голый песок». Комаровский домчался по Москвы за два дня и две ночи - можно сказать, что это была рекордная скорость для того времени. Граф скромно отметил: «Я приехал в Москву в ночь с четверга на пятницу и остановился у военного генерал-губернатора князя Голицына».
Если снега во второй декаде декабря 1825 года не было «по шоссе» С.-Петербург – Москва, то вполне возможно, что не было его и в пушкинском Михайловском, или же «было так мало». Михайловское находится в двухстах верстах по прямой к юго-западу от трассы, по которой мчался Комаровский, что для российских просторов -расстояние пустяковое.
Так что, скорее всего, поэт в начале пятой главы «Евгения Онегина» своими нетленными строками рассказал потомкам о реальной погоде, которая в те дни «стояла долго на дворе».

Рецензии

Здравствуйте, Михаил!
65 лет назад, в школе мы "проходили" Евгения Онегина. Помню, строчки "В тот год осенняя погода..." заинтересовали меня: а в каком году? "Ну, что тут непонятного, - ответил учитель "Руслит" Наум Львович Кацнельсон. - Пушкин писал Пятую главу романа в 1825 году, будучи в ссылке в Михайловском, значит то была осень 1825 года, а снег выпал в январе 1826-го".
Вот был учитель! И было ему, выпускнику БГУ, всего-то 21 год тогда.
А вот: "Михайловское находится в двухстах верстах по прямой к юго-западу от трассы, по которой мчался Комаровский, что для российских просторов - расстояние пустяковое" - то для погоды 200 вёрст не пустяковое расстояние. Уж коль на трассе северо-восточнее Михайловского было мало снега (песок), то в Михайловском, в 200 верстах ЮГО-западнее, его и подавно не было.
Прав был Наум Львович!
Благодарю Вас за интересную статью. С уважением

Здравствуйте уважаемые.
В прошлый раз мы с Вами закончили с IV частью: , пожалуй, самое время заняться пятой.

Как и у каждой главы, тут есть свой эпиграф.
О, не знай сих страшных снов
Ты, моя Светлана!
Жуковский .

Это один из заключительных стихов баллады Жуковского "Светлана" (1812), которая в свою очередь вольная обработка сюжета баллады Бюргера "Ленора" (1773). "Светлана" считалась образцом романтического фольклоризма, отсюда понятно и направление V главы и кто по мнению автора, будет главным персонажем.

В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и забор,
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок веселых на дворе
И мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Все ярко, все бело кругом.

Про поздний снег - это вообще очень большая редкость в те годы. Если же переводить действия романа в реальное время, сиречь в осень 1820 - зиму 1821 года, то как раз в ту зиму снег выпал очень рано, затем растаял, а затем выпал снова.
Следующий отрывок один из самых цитируемых и узнаваемых. тысячи школьников многие поколения зубрили именно его. Почему - мне трудно ответить. Но факт остается фактом.

Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь;
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке.
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив;
Шалун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно...

Никак не мог понять выражение плестись рысью. Рысь - это средняя скорость лошади, если это можно так назвать — быстрее шага, но медленнее галопа. Хотя некоторые лошади на рыси могли обходить даже галопирующих. Так что для меня плестись рысью - некий оксюморон.

В данном случае, кибитка - это крытая дорожная повозка для ямщика. Ну и соответственно облучок -толстая деревянная скрепа, огибающая верхнюю часть такой повозки. Что такое тулуп, наверное, Вы знаете, а вот кушак - это просто пояс. Часть, так сказать, форменной одежды ямщика. Ну и под конец скажу, что жучка обозначена с маленькой буквы потому что это просто тогдашнее обозначение дворняги, а не кличка животного.

Но, может быть, такого рода
Картины вас не привлекут:
Все это низкая природа;
Изящного не много тут.
Согретый вдохновенья богом,
Другой поэт роскошным слогом
Живописал нам первый снег
И все оттенки зимних нег
Он вас пленит, я в том уверен,
Рисуя в пламенных стихах
Прогулки тайные в санях;
Но я бороться не намерен
Ни с ним покамест, ни с тобой,
Певец финляндки молодой!

П.А. Вяземский

Другой поэт - это про Вяземского, и его стихотворение "Первый снег". А "певец финляндки молодой" - это аллюзия на "Эду" Баратынского. Почему именно финляндки- мы с Вами уже разбирали в одном из предыдущих постов.
Дальше - без комментариев, ибо еще один всеми знаемый и многими учимый кусок

Татьяна (русская душою,
Сама не зная почему)
С ее холодною красою
Любила русскую зиму,
На солнце иний в день морозный,
И сани, и зарею поздной
Сиянье розовых снегов,
И мглу крещенских вечеров.
По старине торжествовали
В их доме эти вечера:
Служанки со всего двора
Про барышень своих гадали
И им сулили каждый год
Мужьев военных и поход.

Татьяна верила преданьям
Простонародной старины,
И снам, и карточным гаданьям,
И предсказаниям луны.
Ее тревожили приметы;
Таинственно ей все предметы
Провозглашали что-нибудь,
Предчувствия теснили грудь.
Жеманный кот, на печке сидя,
Мурлыча, лапкой рыльце мыл:
То несомненный знак ей был,
Что едут гости. Вдруг увидя
Младой двурогий лик луны
На небе с левой стороны,

Она дрожала и бледнела.
Когда ж падучая звезда
По небу темному летела
И рассыпалася, — тогда
В смятенье Таня торопилась,
Пока звезда еще катилась,
Желанье сердца ей шепнуть.
Когда случалось где-нибудь
Ей встретить черного монаха
Иль быстрый заяц меж полей
Перебегал дорогу ей,
Не зная, что начать со страха,
Предчувствий горестных полна,
Ждала несчастья уж она.

Что ж? Тайну прелесть находила
И в самом ужасе она:
Так нас природа сотворила,
К противуречию склонна.
Настали святки. То-то радость!
Гадает ветреная младость,
Которой ничего не жаль,
Перед которой жизни даль
Лежит светла, необозрима;
Гадает старость сквозь очки
У гробовой своей доски,
Все потеряв невозвратимо;
И все равно: надежда им
Лжет детским лепетом своим.

Продолжение следует...
Приятного времени суток.

"Евгений Онегин"
глава 5

В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и забор,
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок веселых на дворе
И мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Все ярко, все бело кругом.

Ожидаете, что я расскажу, как проснувшись увидела подобную картину?
А вот и нет)
Верны только первые две строчки. И не январь, и я не Татьяна, и проспала сегодня на работу. Однако, выглянув в окно, увидела, что какой-то снег всё же выпал: первый мокрый снег. Понятно, что он растает и будет грязно. Понятно, что если проморозит, то на дорогах образуется "чёрный лёд".
Но, стало веселее.
В окно, напротив моего стола, вижу белую крышу и падающий снег, и жёлтую мигалку строительной техники, рабочих в красных комбинезонах и серое небо, и маяк.
Да, стало веселее.
Почему наше настроение зависит от внешних факторов?
Почему мы придумываем себе целую кучу условностей?
Моя дщерь неразумная, изучающая в универе социологию, задала мне намедни, как одному из респондентов, вопрос: "ты счастлива?"
Сразу, не задумываясь, ответила: "Да"
Позже думала об этом и сама удивилась: я редко, крайне редко бываю несчастна.
Не признак ли это идиотизма? Или неприхотливости?
Огорчаюсь. Да. Бывает, переживаю, но всё это не делает меня несчастливой.
Огромное количество вещей моментально исправляет моё настроение.
Например, когда у моей башке складывается, пусть даже и плохонький, текстик, мне радостно. Когда покупаю себе сто двадцать девятую юбку), то получаю удовольствие, начиная от ей примерки. Фильмы, книги, чай, шоколад, снег, лимоны, имбирь, хороший разговор, сделанная мною же уборка в доме, отремонтированное электричество в ванной комнате /пока не сделано)/. Могу продолжать бесконечно.
Приходишь из холода улицы в тёплый дом - здорово!
Ванна с пенкой - замечательно. Проспать на работу, как я сделала сегодня - прикольно)
А ещё мне снятся сны. Бывает, что совершенно невообразимые разумом. Сегодня мне снились ландыши.
Не посетить ли всё-таки психиатра и не поинтересоваться, не пора ли лечиться электричеством? Или попросить волшебных пилюлек, излечивающих от предполагаемого идиотизма?)
"Зимы ждала, ждала природа..."
Скоро, скоро ставить ёлку))

Другие статьи в литературном дневнике:

• 30.12.2011. С новым годом!
• 28.12.2011. бродячие мысли о счастье, женщинах и мужчинах
• 23.12.2011. Пятница перед праздниками.
• 22.12.2011. Обиды, возраст и много вопросов.
• 20.12.2011. Эло Вийдинг. День матери. перевод Игорь Котюх
• 16.12.2011. новая тема. проба для затравки.
• 14.12.2011. Саша Чёрный. Городская сказка.
• 13.12.2011. 13 декабря
• 08.12.2011. кто хочет?
• 06.12.2011. Зимы ждала, ждала природа

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Идет волшебница-зима,
Пришла, рассыпалась; клоками
Повисла на суках дубов,
Легла волнистыми коврами
Среди полей вокруг холмов.
Брега с недвижною рекою
Сравняла пухлой пеленою;
Блеснул мороз, и рады мы
Проказам матушки-зимы.

А. С. Пушкин «Зимнее утро»

Мороз и солнце; день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный -
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись!

Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела -
А нынче... погляди в окно:

Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.

Вся комната янтарным блеском
Озарена. Веселым треском
Трещит затопленная печь.
Приятно думать у лежанки.
Но знаешь: не велеть ли в санки
Кобылку бурую запречь?

Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу
Нетерпеливого коня
И навестим поля пустые,
Леса, недавно столь густые,
И берег, милый для меня.

А. С. Пушкин «Отрывки из поэмы «Евгений Онегин»» Зимы ждала, ждала природа. ,
Зима!.. Крестьянин, торжествуя

В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и забор,
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок веселых на дворе
И мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Все ярко, все бело кругом.

Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь;
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке.
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив;
Шалун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно...

А. С. Пушкин «Зимняя дорога»

Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна,
На печальные поляны
Льет печально свет она.

По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит.

Что-то слышится родное
В долгих песнях ямщика:
То разгулье удалое,
То сердечная тоска...

Ни огня, ни черной хаты...
Глушь и снег... Навстречу мне
Только версты полосаты
Попадаются одне.

Скучно, грустно... Завтра, Нина,
Завтра, к милой возвратясь,
Я забудусь у камина,
Загляжусь не наглядясь.

Звучно стрелка часовая
Мерный круг свой совершит,
И, докучных удаляя,
Полночь нас не разлучит.

Грустно, Нина: путь мой скучен,
Дремля смолкнул мой ямщик,
Колокольчик однозвучен,
Отуманен лунный лик.

А. С. Пушкин «Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю»

Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю,
Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?
Пороша есть иль нет? и можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться с старыми журналами соседа?
Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дня;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой.
Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет;
Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет;
По капле, медленно глотаю скуки яд.
Читать хочу; глаза над буквами скользят,
А мысли далеко... Я книгу закрываю;
Беру перо, сижу; насильно вырываю
У музы дремлющей несвязные слова.
Ко звуку звук нейдет... Теряю все права
Над рифмой, над моей прислужницею странной:
Стих вяло тянется, холодный и туманный.
Усталый, с лирою я прекращаю спор,
Иду в гостиную; там слышу разговор
О близких выборах, о сахарном заводе;
Хозяйка хмурится в подобие погоде,
Стальными спицами проворно шевеля,
Иль про червонного гадает короля.
Тоска! Так день за днем идет в уединенье!
Но если под вечер в печальное селенье,
Когда за шашками сижу я в уголке,
Приедет издали в кибитке иль возке
Нежданная семья: старушка, две девицы
(Две белокурые, две стройные сестрицы), -
Как оживляется глухая сторона!
Как жизнь, о боже мой, становится полна!
Сначала косвенно-внимательные взоры,
Потом слов несколько, потом и разговоры,
А там и дружный смех, и песни вечерком,
И вальсы резвые, и шепот за столом,
И взоры томные, и ветреные речи,
На узкой лестнице замедленные встречи;
И дева в сумерки выходит на крыльцо:
Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо!
Но бури севера не вредны русской розе.
Как жарко поцелуй пылает на морозе!
Как дева русская свежа в пыли снегов!